Я осторожно дотронулся пальцем до странного наполовину стертого рисунка. Не татуировка, а будто кто-то краской на коже, прямо в ямочке между ключицами, пытался какой-то символ изобразить. Или иероглиф. Или…
– Это руна, что ли?
Эри вполне ожидаемо промолчала, а я лишь удивленно головой качнул.
– Тоже муж научил?
– Тоже, – буркнула она. – Насмотрелся?
Вообще-то, нет.
Вообще-то, смотрел бы и смотрел. И трогал бы не только кончиками пальцев, но губами и языком. Потому что на ощупь кожа оказалась такой же нежной и теплой, как мне и представлялось. Потому что вмиг покрылась мурашками, стоило мне лишь прикоснуться. Ее хотелось не просто целовать. Ее вылизывать хотелось, втягивать в рот и прижимать зубами, оставляя совершенно однозначные, страстные отметины, дурея от сносящего крышу аромата желанной женщины.
Я прокашлялся и, еще раз проведя по контуру рисунка, ответил:
– Что она означает, скажешь?
Эри настороженно заглянула мне в глаза и, торопливо стирая остатки руны, неуверенно соврала:
– Так, ерунда. От боли в горле.
– Понятно, – я сделал вид, что поверил, и мы неловко замолчали. Ну, то есть вдова-то молчала неловко, а я, например, очень вполне себе хорошо молчал. Ловко. Потому как, во-первых, она рядом, так близко, что если наклониться чуть ниже, можно почувствовать ветерок ее дыхания, а во-вторых, как я уже говорил, пахло от нее до невозможности хорошо. Так вкусно, что хоть ложкой воздух ешь.
«А вот интересно, – мелькнула шальная мысль, – как она отреагирует, если я ее сейчас возьму и...»
– Ты пришел-то зачем, полотер со стажем? – внезапно проговорила Эри, вырывая меня из мечтаний и отступая на несколько шагов к столу. Почувствовала мое настроение? Боится? – Уж точно не для того, чтоб помочь мне ребенка выкупать.
– Зачем-зачем? Затем, что надо было, – проворчал я раздраженно, потому как ответить что-то более внятное был не в состоянии: особого повода для визита я так и не придумал. Возможно, потому и не стал сразу входить, а стоял, подслушивая, под дверью. Взял ведро с грязной водой и вышел во двор, а когда вернулся, Эри уже убрала на место половую тряпку и теперь суетилась над чайничком с медом.
– Про родителя слышала уже? – грубовато спросил я, оттесняя девушку от стола. Пусть мне что хотят говорят, но мед женщины варить не умеют. Моча у них получается вместо меда. Горячая, не спорю, но сладкая как морг знает что и совершенно неудобоваримая.
Эри вздохнула и тихонечко села на краешек стула.
– Да я как бы рядом была, когда его прихватило. Я и Рейка. Рейя. Сестра моя.
– Тот самый Рей? – брякнул я и неловко замолчал. Что вообще принято говорить в таких случаях? Сочувствие какое-то проявлять? Соболезновать? Так вроде как рано. Папахен же не окончательно скопытился, да и Эри, как я еще в Храме понял, особо нежных чувств к нему не питала. Но как-то отреагировать на слова девушки все-таки стоило, поэтому я добавил в мед немного полынной настойки и спросил:
– И? Как вы теперь?
– Нормально, – Эри пожала плечами. – Поначалу-то, конечно… испугались, а потом уже, как в себя пришли, за лекарем побежали. Ну, он к себе Папашу и забрал.
Вновь вздохнув, она нахмурилась и замолчала. И внутренний голос мне подсказывал, что переживает она вовсе не из-за родительского здоровья. Возможно именно этот голос и нашептал мне, чтобы я следующий вопрос задал:
– А про стряпчего Оки-са-Но тоже знаешь? Убили его. Не слышала? Я вот как раз у лекаря по этому поводу был.
Вдова так стремительно побледнела, что я на мгновение испугался, как бы она чувств не лишилась.
– Как убили? Живая вода… Нет, не слышала… Я дома все время была, с Мори…
– Убили-убили, – кивнул я, старательно делая вид, что не замечаю нездоровой бледности Эри. – Да еще как! Подробностей я тебе рассказывать не буду. Нечего тебе о таких мерзостях слышать. Ты мне лучше ответь, правда что ли, что покойник ходоком был. Ну, бабником, в смысле?
Она еще больше побледнела, позеленела, я бы сказал, и попыталась за возмущением скрыть испуг:
– А у меня ты почему об этом спрашиваешь?
На миг поджала губы и передернула плечами, будто испытала внезапный приступ брезгливости, а я с откровенной злостью подумал: «Если он ее хоть пальцем тронул, то я ему все обратно приделаю, подниму, когда можно будет поднять, и к моргам снова оторву все причиндалы».
Уж и не знаю, почему мне вообще такая идея в голову пришла. Ну, что между Оки-са-Но и Эри что-то могло быть, но отчего-то подумалось, что по доброй воле она бы на это не согласилась.
– Да не почему, – растерянно ответил я, недоумевая, откуда у меня вообще такие мысли взялись. – Просто. Ты же тут живешь, в Красных Горах, я имею в виду. Может, слышала что... Может, что интересное расскажешь… Кружки для меда у тебя где хранятся?
– Кружки? Здесь, – она торопливо поднялась и потянулась к полке над столом, занавешенной цветастой шторкой. Платье на груди натянулось, обтягивая все очень плотно. Прямо руки зачесались, до чего захотелось почувствовать вес этой самой груди, ощутить, как вершинки сосков упираются в центры ладоней… – А насчет всего остального, пожалуй, я не смогу тебе помочь.