— Идеальных людей не бывает. Всегда можно отключиться и думать о чем-нибудь… — Монах запнулся — совет был явно неудачен, лучше бы ей ни о чем не думать. — Мои сеансы тоже способствуют.
Ида рассмеялась.
— Мне было очень смешно, извините! Сейчас я не могу понять, почему я смеялась. Я смеялась и боялась, что вы можете подумать, будто я смеюсь над вами.
— Значит, вы смеялись не надо мной? — Монах погрозил пальцем.
— Честное слово, нет! Не знаю, почему я смеялась. Вы не рассердились, правда?
— Не нужно извиняться, реакция была нормальная. Кто-то плачет, кто-то смеется. Смех всегда хорошо. Лучше, чем слезы. И чаек на целебных травках. А там весна и лето не за горами. Жизнь продолжается, Ида. Она всегда продолжается, — сказал он оптимистично, а про себя подумал: «Не для всех, правда».
— Если нас не убьют… оставшихся. Разве вы не понимаете, что убивают всех, кто был у Виты Шепель? Света барахтается, а я… мне кажется, я смирилась. И еще эти жуткие знаки… Я не понимаю, при чем здесь знаки! Я вообще ничего не понимаю.
— Ваш муж погиб в результате несчастного случая, — заметил Монах. — Это не было убийством. Вам не следует бояться.
Ида посмотрела на него долгим взглядом. Видно было, что она колеблется. Они смотрели друг дружке в глаза, Ида отвела взгляд первой.
— Убийство Виктории Шепель было также несчастным случаем, грабители обычно не убивают. Она неудачно вернулась в свою спальню, за что и поплатилась. И знаков там не было, я видел фотографии. Смерть ясновидящей… здесь тоже не все так однозначно. Знак, правда, был. Но не факт, что его оставил убийца. Насколько я понимаю, в студии ясновидящих много всяких оккультных штучек и изображений. В случае стриптизерши определенности больше, так как был знак, и она к этому не имела ни малейшего отношения. Знак оставил убийца. Мне кажется, значение их переоценивают.
— Но ведь они есть! Почему знаки?
— Никто не знает.
— И вы тоже не знаете?
Монах задумался.
— Я предполагаю, — сказал он наконец.
Ида напряженно всматривалась в его лицо.
— Существует изобретательный убийца, который маскирует убийства знаками. По сути, ему нужно убить лишь одного человека, остальные — дымовая завеса. Сюжет лежит на поверхности, он не выдумал пороха. Мой друг Жорик говорит в подобных случаях: «Тоже мне бином Ньютона!»
— Вы знаете, кто он? Этот изобретательный убийца?
— Знаю, Ида. Но нужны доказательства.
— И мотив знаете? Почему он убивает?
— Думаю, знаю. Мотив стар, как мир. Шантаж. Убийцу шантажируют, и он убивает. Даю вам честное слово: он больше никого не убьет. Не успеет.
— А вы уверены, что с Толей… несчастный случай?
Монах пожал плечами:
— На убийство не похоже, знака ведь нет.
Ида сидела опустив глаза. Монах переводил взгляд с ее бледного лица на руки, безжизненно лежавшие на столе. Ему было жаль Иду. Ему хотелось погладить ее по голове и сказать: «Оставь все как есть. Забудь». Ему было непонятно упорство, с которым она возвращалась к смертям и знакам. Или понятно… но эту мысль он не желал принимать и гнал прочь. В голове билась древняя Соломонова мудрость: «Все проходит, пройдет и это». Неважно. Раз все в итоге проходит, ничего не важно… в итоге. Можно всю жизнь плыть по течению, не прибиваясь к берегу. Уходить, уплывать, убегать…
— Вы сегодня пили мой чай? — вдруг спросил он, словно приняв про себя какое-то решение.
— Еще нет. — Ида подняла на него измученные глаза.
— Сейчас сообразим, — бодро сказал Монах. — А потом сеанс смехотерапии.
— Я думаю, я никогда отсюда не уеду, — сказала Ида, и столько отчаяния было в ее голосе, что у Монаха защемило сердце.
— Вы отсюда уедете, Ида, я вам обещаю. Слышите? Весной вы будете уже далеко. И будет песок, и будет море. Вы мне верите?
Ида кивнула.
…Она спала, лежа на ковре. Монах как большой медведь сидел рядом, опираясь спиной о диван. Рассматривал ее лицо, такое спокойное во сне. Иногда вздыхал и хмурился. Думал. Принимал решение.
Красавица и чудовище.