Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

совершенно заскучав, не получая от вас никакой реакции на мои письма о духе сюрреализма[59], я, пользуясь подходящей летней погодой этого года в Москве — не жарко, частые дожди, сильные ветры, хотя и солнце бывает ежедневно, — хочу продолжить свои размышления, перемежая их прогулками по Холмам и созерцанием полета голубиной стаи с лоджии, выходящей на те же благословенные Холмы. За 30 лет, что я их созерцаю с самых разных точек зрения и в самую разную погоду, они доставили мне много эстетической радости и дали множество импульсов для творчества. Вот и сейчас, посозерцав полет голубей (голубятня, такая же как и в моем раннем детстве на Елоховской, стоит внизу почти под окном на самой кромке Холмов все те же 30 лет и радует меня летом несказанно, когда я выхожу в лоджию помедитировать или просто попить чаю), я задумался вот о чем.

Будь кто-либо из описанных мною здесь сюрреалистов сегодня в живых и в здравом уме, согласился ли бы он с данной мною трактовкой духа сюрреализма? Возможно, что и да, но реально-то ведь их манифесты, статьи и книги, написанные в первой половине прошлого столетия, очевидно, не доходят до подобного глобального понимания их творчества. Они жили еще в Культуре, хотя и вроде бы бурно восставали против ее поверхностных явлений и установлений, норм и канонов. И были представителями, последними, а некоторые и могучими, этой Культуры, хотя ощущали себя принципиальными новаторами, порывающими со всем прошлым в области морали, эстетики, искусства, в частности. И должно было пройти еще полстолетия триумфа побеждающей и попирающей Культуру пост-культуры, чтобы стало очевидным место и подлинный смысл и значение творчества сюрреалистов, по крайней мере в живописи. О литературе мне судить трудно.

И сегодня это место и этот смысл проясняются все больше и больше.

Мне представляется очевидным, что сюрреализм продолжает, развивает и доводит до логического завершения могучую линию в истории европейской культуры и искусства последних двух столетий как минимум. Именно линию: романтизм — символизм — сюрреализм. Все три направления имеют осознанную (романтизм и символизм, как правило) или не очень (сюрреализм) художественную ориентацию на выражение глубинных духовных оснований бытия и культуры, на проникновение в пространства метафизической реальности. И главным представителям этих направлений удалось осуществить эту миссию в достаточно больших масштабах. При этом очевидна и принципиальная разнонаправленность духовного поиска этих движений. Романтизм и символизм хорошо и даже комфортно чувствовали себя в Культуре, ощущали себя ее исследователями и созидателями, прочно опираясь на ее глубокие духовные основы. Их поиски были направлены в глубь Культуры к ее архетипическим и мифологическим основаниям, которые они стремились постичь своим художественным сознанием (= творчеством), и таким способом плодотворно развивали и обогащали пространство Культуры новыми находками и художественными ценностями.

Сюрреализм объективно (по факту своего творческого наследия) находился тоже в пространстве Культуры. Лучшие его представители, прежде всего те, о которых шла речь в моих письмах, без всякого сомнения, входят в ряд выдающихся, но последних, представителей Культуры. Все их творчество полностью подчиняется законам классической эстетики и являет собой несомненный вклад в копилку общечеловеческих духовно-эстетических ценностей.

Однако как я уже сказал здесь и более подробно написал в начале первого письма о духе сюрреализма, да это и хорошо всем известно, они вслед за дадаистами, из которых почти все и вышли в свое время, бунтарски восстали именно против Культуры и ее основных художественно-эстетических принципов. Восстали однако теоретически и на уровне внешне-формальных принципов художественного выражения. Практически же, на уровне глубинного художественного творчества остались верны главным ее (Культуры) эстетическим механизмам и создали немало добротных произведений высокого Искусства Культуры.

Взять хотя бы их главную теоретическую находку — «психический автоматизм» (= «автоматическое письмо») (который, если уж быть предельно точными, изобрели-то еще дадаисты[60]), позволяющий художнику извлекать некие тайны своей бессознательной жизни и закреплять их в произведениях искусства. Между тем и любой подлинный художник работает именно так на уровне создания собственно художественной материи своего произведения: создания поэтического словесного образа или организации живописных и композиционных отношений в картине. Просто внехудожественный костяк классического искусства (тему, сюжет) составляют визуальные формы и отношения материального мира или некие традиционные логические конструкции речи, но художественная их обработка-то у больших художников осуществляется исключительно внесознательно, т. е. на уровне того, что сюрреалисты назвали «психическим автоматизмом».