Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

Через три дня прп. Антоний просил указать «место огнем»: «И пал огонь с неба и пожег деревья и терновник и росу полизал, проложил долину, подобную глубокому рву». В Житии прп. Феодосия добавляется, что «явился тогда столп огненный от неба до земли, как облако, а иногда и радуга сходили с верха старой церкви на это место». Опять удивительная параллель к описанию ветхозаветных теофаний. Во время исхода евреев из Египта «Господь шел перед ними днем в столпе огненном, показывая им путь» (Исх. 13,21). Столь же знаменателен символ «облака». Во время освящения скинии Моисеем «покрыло облако скинию собрания, и слава Господня наполнила скинию» (Исх. 40,34). «Радуга» — символ завета Бога с обновленным человечеством: «Я полагаю радугу Мою в облаке, чтобы она была знамением завета между Мною и землею» (Быт. 9, 13).

Вода, огонь, огненный столп, облако, радуга — символы теофанические, знаменующие присутствие и откровение духовно-божественных сил. Причастность таким силам становится достижимой только на третьей ступени инициации (степень мастера). Если на первых двух ступенях ученики духовного делания пассивно воспринимали дарованное им созерцание прообраза храма, то уже на третьей ступени мастер синергически участвует в таинстве созидания согласно явленному огнем и водой архетипу. Из современного сознания почти полностью исчезло представление о возможности теургии, тогда как в Средние века, не говоря уже об Античности, соучастие в творческом процессе духовных существ (ангелов; в Античности — муз) не вызывало никакого сомнения.

(14.05.13)

Опять возвращаюсь к нацарапанному тексту после длительной паузы… кроме переживаний пасхальных, пожалуй, самым интересным событием в последнее время была поездка (о! берлинские расстояния, это мне не Мюнхен с тремя Пинакотеками под боком) в Шарлоттенбург; хотел посетить вновь открытый (в марте сего года) после долгой реконструкции музей, созданный на основе коллекции Берггруена (Museum Berggruen), заодно заскочил и в музей сюрреализма (собрание Scharf-Gerstenberg). Оба музея направили мое внимание в направлении, противоположном намеченному в данном письме: от средневековья, подгрунтованного еще более древними эпохами, к миру сюрреалистических видений и замысловатых деформаций.

Музей Берггруена значительно расширили в глубину. Основное здание почти целиком отдано под экспозицию работ Пикассо. Застекленный коридор ведет в новую пристройку, в которой привольно и просторно разместилась графика Пауля Клее. Получилась в результате довольно любопытная и наводящая на размышления оппозиция: Пикассо-Клее. Другие мастера (Сезанн, Брак, Матисс, Джакометти) представлены скудно. Их работы смотрятся какими-то посторонними пришельцами в пространствах, сформированных ироническим присутствием Пикассо-Клее. Только в маленьком зале Матисса глаз, утомленный пикассоидными изломами, отдыхает на освежительных сочетаниях красочных пятен. Пикассо представлен наиболее полно (более 120 произведений, почти всех периодов его творчества), но по преимуществу малоформатными работами (в основном графическими); то же надо сказать и о Клее.

Совсем иное впечатление оставляет музей сюрреализма. В принципе это не музей, а частное собрание, сделанное по воле судеб доступным для широкого посещения. Музей Берггруена — тоже частное собрание, но в своей законченности и полноте дотягивающее до ранга музея. Но к чему ворчать… взглянем на дело позитивно. Сам замысел, положенный в основу экспонируемой коллекции, достоин признательного восхищения: собрать произведения, характеризующие извилистые пути развития сюрреалистической фантазии в европейском искусстве. Не буду писать об истории этого собрания. Вероятно, Вы купили в августе каталог или путеводитель, из которых можно почерпнуть все необходимые сведения. Хочу только отметить любопытный и не лишенный для меня симптоматического значения факт: после долгих перемещений коллекция Шарф-Герстенбергов нашла свое упокоение в здании бывшего Египетского музея, собрание которого ныне благополучно переместилось на Museumsinsel. Метафизический синтетист склонен усмотреть в этом некий знак, указующий на таинственное сродство, существующее между древнеегипетским искусством и сюрреализмом XX в. в той степени, в которой в них осуществлялись процессы сочетания несочетаемого. Существует единый поток метафизического сознания, претерпевающий в ходе истории существенные метаморфозы. У истоков его мы находим мистерии, в которых познавались символы и мифы, возводящие человека к осознанию его духовно-божественного происхождения. В МС этот период обозначен как астрально-оккультный. Вторая ступень, «розенкрейцеровская», связана со средневековыми (и постсредневековыми[144]) эзотрическими течениями (прежде всего в рамках культивирования алхимии). Третий тип сочетания несочетаемого — сюрреалистический. О других периодах пока нет нужды говорить.