Она долго копалась в кошельке, звеня мелочью. От кошелька вскидывала притворно-несчастные глаза на парня, рассчитывая, что он раздумает, но Петр, не вылезая из кабины, ждал. И лицо у него было каменное. Вздыхая и охая, Степанида выложила ему медяками тридцать копеек.
— Рубль с тебя, — сказал Петр.
Степанида так и взвилась на сиденье, поросенок отчаянно завизжал.
— Да с меня в автобусе тридцать копеек берут, а ты рупь! Побойся бога, Петенька!
— Тридцать копеек с тебя, тридцать с поросенка, да за то, что обманула, еще сорок. Вот и получается рубль.
— Я ж его на коленках держала! В ем и весу-то вместе с мешком три килы.
— Не торгуйся, тетка Степанида... Сказано, рубль. А спорить будешь — не поленюсь, назад отвезу, на старое место... Ты ведь меня знаешь.
— Лучше бы я пешью дотопала... — запричитала Степанида. — Видано ли, рупь за такой конец? И с ево тоже возьмешь рупь? — кивнула она на Артема.
— Не будешь платить — порося твоего конфискую, — припугнул Петр.
— Бери, бери! Разоряй! — Степанида сунула смятую бумажку и, бормоча под нос проклятия, вывалилась из машины злющая, как ведьма.
— Будешь писать дочке, от меня привет! — крикнул вслед Петр.
— Был ты непутевый и остался-а... — на всю темную улицу привычно запела разобиженная Степанида. — Ни стыда-то у тебя, Петенька-а, ни совести, хоть и анжи-нер... Подумать только — за один конец рупь содрал!
Артем — он за всю дорогу не проронил почти ни слова, — слушая этот интересный разговор, полез в карман и тоже протянул водителю рубль.
— Вы что? — удивился тот, отстраняя его руку. — Неужели подумали, и вправду беру деньги? У нас с ней, товарищ, старые счеты... Я ведь знаю ее больное место! — И вдруг, откинувшись на спинку сиденья, весело и заразительно расхохотался. — Как... как она поглядела на меня... Ей-богу, думал — поросенком запустит! — И, став серьезным, прибавил: — А ведь она на самом деле мне и Любе жизнь поломала... Дело прошлое, а узнав, что Любаша замужем, я готов был в прорубь...
Он довез Артема до самого дома, сам достал из багажника рессору.
— Здесь ведь дедушка Андрей жил! — сказал Петр, глядя на освещенный уличной лампочкой дом.
— Теперь вот я живу.
— Ну, сегодня мне весь вечер будет икаться — Степанида все косточки перемоет.
Петр рассмеялся и, распугивая светом фар смеховских кошек, поехал по Кооперативной улице к дому Кирилла Евграфовича Носкова.
6
— Ну что ты ходишь как потерянный? — спросил Гаврилыч. — Уехала — и скатертью дорога... Любит — назад воротится, а не любит, так и жалеть нечего.
— Как у тебя все просто! — усмехнулся Артем.
— Вот бы моя баба сбежала, я бы только перекрестился...
— А если я люблю ее?
— Тогда догоняй, — сказал Гаврилыч. — Ищи...
— Ищи ветра в поле...
До сих пор он не знал, куда уехала Таня. В школу из Бологого прислали другую учительницу, и она уже ведет занятия в Танином классе. Три раза в неделю ходит теперь в Голыши и Артем. Он ведет уроки рисования. . Мальчишки и девчонки с увлечением рисуют карандашами круги, кубы и квадраты. Вместе со всеми рисует фигуры и Женя. Он у Артема первый помощник. Собирает и раздает альбомы, стирает с доски, приносит из учительской наглядные пособия.
Частенько из школы они возвращаются вдвоем. Женя, жестикулируя, рассказывает разные забавные истории и первый разражается громким смехом. Артем его не слушает. Глядя на знакомые сосны, он вспоминает, как они целовались под ними с Таней... Лес совсем стал светлый.
На вершинах осин и берез еще держатся редкие листья. На рябинах ярко рдеют чуть сморщившиеся ягоды. Их с удовольствием склевывают черные дрозды, которые почему-то не улетели на юг. Может быть, оттого, что в лесу все рябины красные от ягод?
Видя, что Артем почти его не слушает и думает о чем-то своем, Женя тоже умолкает. Иногда нагибается за еловой шишкой и, размахнувшись, запускает ее вверх.
— Хотите — попаду в старое гнездо? — говорит он.
— Что ты говоришь? — спрашивает Артем.
Женя вздыхает и, наморщив лоб, задумывается.
Мальчишка привык к художнику — он по-настоящему учит его рисовать, — и ему грустно, что Артем уж который день переживает.
— Мне одна девчонка нравится, — после долгого молчания говорит он. — Из нашего класса...
— Я ее сразу узнал, — отвечает Артем. — По твоим рисункам. И догадался, что она тебе нравится...
— Я ей записку написал, а она прямо на уроке отдала ее учительнице... Я ведь ей написал, а она — учительнице!
— А что ты там написал?
— Ну, что она мне нравится...
— И сейчас нравится?
— Это же предательство! Я ей за это...
— Девчонке-то? — говорит Артем. — Вот уж это зря. Будь мужчиной.
— Она для меня теперь не существует... Такое не прощается, верно я говорю?
— Как тебе сказать, — говорит Артем. — Наверное, все-таки надо научиться прощать.
— Я не прощу, — твердо говорит Женя.