Отвѣтъ былъ ужасенъ. Анна Австрійская вообразила, что Людовику XIII все извѣстно и что кардиналъ упросилъ его въ продолженіе семи или восьми дней скрывать все, хотя, впрочемъ, скрытность была въ его характерѣ. Она страшно поблѣднѣла, оперлась на столъ рукой чудной красоты, рукой, которая въ эту минуту казалась точно восковой, и, устремивъ на короля полный ужаса взглядъ, не вымолвила ни слова.
-- Вьт слышите, королева, сказалъ король, наслаждаясь я полнымъ смущеніемъ, но не догадываясь объ его причинѣ:-- вы слышите?
-- Да, государь, слышу, прошептала королева.
-- Вы явитесь на этотъ балъ?
-- Да.
-- Съ брильянтовыми наконечниками?
Блѣдность королевы увеличилась еще болѣе, если только это было возможно; король замѣтилъ это и наслаждался ею съ той холодной жестокостью, которая была одной изъ самыхъ дурныхъ сторонъ его характера.
-- Итакъ, это рѣшено, сказалъ король:-- вотъ все, что я хотѣлъ сказать вамъ.
-- Но на какой день назначенъ этотъ балъ? спросила Анна Австрійская.
Людовикъ XIII инстинктивно понялъ, что онъ не долженъ отвѣчать на этотъ вопросъ: королева произнесла его почти умирающимъ голосомъ.
-- Да очень скоро, королева, сказалъ онъ: -- но я не помню точно, котораго именно числа: я спрошу у кардинала.
-- Такъ это кардиналъ объявилъ вамъ объ этомъ праздникѣ? вскричала королева.
-- Да, королева, отвѣтилъ король:-- но къ чему этотъ вопросъ?
-- Это онъ посовѣтовалъ вамъ пригласить меня появиться въ этихъ брильянтахъ?
-- То есть, королева...
-- Это онъ, государь, это онъ!
-- Такъ что жъ! не все ли равно, онъ или я? Развѣ это приглашеніе можетъ считаться преступленіемъ?
-- Нѣтъ, ваше величество.
-- Въ такомъ случаѣ вы явитесь?
-- Да, ваше величество.
-- Хорошо, сказалъ король, удаляясь,-- хорошо, я надѣюсь на это.
Королева сдѣлала реверансъ не столько согласно этикету, сколько потому, что ея ноги отказывались служить ей.
Король ушелъ восхищенный.
-- Я погибла, прошептала королева,-- погибла, потому что кардиналу все извѣстно, и это онъ подстрекаетъ и наталкиваетъ короля, который еще ничего не знаетъ, но который все скоро узнаетъ. Я погибла! Боже мой! Боже мой! Боже мой!
Она опустилась на колѣни на подушку и стала молиться, закрывъ лицо трепещущими руками.
Дѣйствительно, положеніе было ужасно. Букингамъ возвратился въ Лондонъ, а г-жа де-Шеврёзъ находилась въ Турѣ. Окруженная надзоромъ болѣе чѣмъ когда-либо, королева смутно чувствовала, что одна изъ ея дамъ ей измѣняетъ, но не знала которая именно. Ла-Портъ не могъ оставить Лувръ; у нея не было ны одной души, кому бы она могла довѣриться.
А потому, въ виду угрожающаго ей несчастій и чувствуя свое безпомощное состояніе, она разразилась рыданіями.
-- Не могу ли я быть чѣмъ-нибудь полезной вашему величеству? сказалъ вдругъ голосъ, полный кротости и участія.
Королева быстро обернулась, потому что по тону голоса нельзя было обмануться, что только другъ могъ говорить такъ.
И дѣйствительно, въ одной изъ дверей комнаты королевы показалась хорошенькая г-жа Бонасье; она была занята уборкой бѣлья и платьевъ въ кабинетѣ, когда вдругъ вошла королева, ей нельзя было выйти и она осталась.
Королева пронзительно вскрикнула, увидѣвъ, что ее застали врасплохъ, такъ какъ, будучи въ высшей степени разстроена, она не тотчасъ узнала молодую женщину, рекомендованную ей де-ла-Портомъ.
-- О, не бойтесь ничего, государыня, сказала молодая женщина, складывая руки и заплакавъ при видѣ грусти и страданій королевы: -- я тѣломъ и душой предана вашему величеству, и какъ ни велико разстояніе, раздѣляющее насъ, какъ ни мало и незначительно положеніе, которое я занимаю, мнѣ кажется, я нашла одно средство выручить ваше величество изъ бѣды.
-- Вы, о небо! вы! вскричала королева:-- но, постойте, посмотрите мнѣ прямо въ лицо: всѣ измѣняютъ мнѣ, могу ли я вамъ довѣриться?
-- О, государыня, вскричала молодая женщина, упавъ передъ ней на колѣни,-- клянусь вамъ, я готова умереть за ваше величество!
Это восклицаніе вырвалось изъ сердца, и, какъ и раньше, не могло быть и сомнѣнія въ ея искренности.
-- Да, продолжала г-жа Бонасье,-- да, здѣсь есть предатели; но именемъ Пресвятой Богородицы клянусь вамъ, что у вашего величества нѣтъ никого болѣе преданнаго, чѣмъ я. Эти эксельбантные наконечники, о которыхъ спрашивалъ король, вы ихъ отдали герцогу Букингаму, не правда ли? Эти наконечники были спрятаны въ маленькой шкатулкѣ розоваго дерева, которую онъ унесъ подъ мышкой? Развѣ я ошибаюсь? Развѣ это все не такъ?
-- О, Боже мой! Боже мой! шептала королева, у которой стучали зубы отъ ужаса.
-- Итакъ, эти наконечники, продолжала г-жа Бонасье,-- надо достать.
-- Да, безъ сомнѣнія, надо, вскричала королева:-- но какъ это сдѣлать, какъ достигнуть этого?
-- Надо послать кого-нибудь къ герцогу.
-- Но кого?.. кого?.. Кому я могу довѣриться?
-- Довѣрьтесь мнѣ, государыня; сдѣлайте мнѣ эту честь, ваше величество, и я найду гонца!
-- Но нужно будетъ написать!
-- О, да! Это необходимо. Два слова, написанныхъ рукой вашего величества, и ваша собственная печать.
-- Но эти два слова заключаютъ въ себѣ мое осужденіе, мой разводъ, изгнаніе.