-- Молодой человѣкъ, сказалъ онъ д'Артаньяну,-- я дамъ вамъ совѣтъ.
-- Какой?
-- Васъ, можетъ быть, побезпокоятъ по поводу того, что только что случилось.
-- Вы полагаете?
-- Да. Нѣтъ ли у васъ какого-нибудь друга, у котораго часы отстаютъ?
-- Ну, и что же?
-- Отправляйтесь къ нему, чтобы онъ могъ засвидѣтельствовать, что въ 9 часовъ съ половиной вы были у него. Юридически это называется alibi.
Д'Артаньянъ нашелъ совѣтъ благоразумнымъ, опрометью бросился бѣжать и прибѣжалъ къ де-Тревилю; но вмѣсто того, чтобы пройти со всѣми въ залу, онъ попросилъ позволенія пройти въ его кабинетъ. Такъ какъ д'Артаньянъ былъ однимъ изъ постоянныхъ посѣтителей отеля, его просьба не встрѣтила никакого затрудненія; пошли предупредить г. де-Тревиля, что его молодой соотечественникъ, имѣя сообщить ему нѣчто очень важное, проситъ особенной аудіенціи. Пять минутъ спустя де-Тревиль спрашивалъ у д'Артаньяна, чѣмъ онъ можетъ служить ему и чему онъ обязанъ визитомъ къ такое позднее время.
-- Простите, капитанъ, сказалъ д'Артаньянъ, воспользовавшійся той минутой, когда онъ остался одинъ, чтобы переставить часы на три четверти часа назадъ,-- я думалъ, такъ какъ всего 25 минуть десятаго, что еще не поздно явиться къ намъ.
-- Двадцать пять минутъ десятаго! вскричалъ де-Тревиль, посмотрѣвъ на часы:-- возможно ли это!
-- Посмотрите сами, капитанъ, сказалъ д'Артаньянъ,-- тогда повѣрите.
-- Совершенно справедливо, сказалъ де-Тревиль,-- мнѣ казалось, что гораздо позже. Но что же вамъ нужно отъ меня?
Д'Артаньянъ разсказалъ де-Тревилю длинную исторію о королевѣ. Онъ высказалъ свои опасенія относительно безопасности ея величества; передалъ о томъ, что ему пришлось слышать о планахъ кардинала по отношенію Букингама, и все это съ такимъ спокойствіемъ, съ такой увѣренностью, что де-Тревиль вполнѣ былъ одураченъ, тѣмъ болѣе, что и самъ онъ, какъ мы уже сказали, замѣтилъ нѣчто новое между кардиналомъ, королемъ и королевой. Было десять часовъ, когда д'Артаньянъ оставилъ де-Тревиля, который поблагодарилъ его за его свѣдѣнія, совѣтовалъ ему всегда принимать близко къ сердцу вѣрную службу королю и королевѣ и затѣмъ вошелъ въ залу. Но, спустившись съ лѣстницы, д'Артаньянъ вспомнилъ, что забылъ свою трость, вслѣдствіе чего торопливо взбѣжалъ наверхъ, вошелъ въ кабинетъ, однимъ движеніемъ пальца переставилъ стрѣлку на часахъ какъ слѣдовало, чтобы на другой день не замѣтили, что они идутъ невѣрно, и увѣренный, что съ этой минуты онъ имѣетъ свидѣтеля, могущаго доказать его alibi, онъ спустился съ лѣстницы и скоро очутился на улицѣ.
XI.
Каша заваривается.
Сдѣлавъ визитъ къ де-Тревилю, д'Артаньянъ въ задумчивости отправился къ себѣ домой самой дальней дорогой.
О чемъ такъ задумался д'Артаньянъ, что даже уклонился отъ прямого пути и шелъ, то поглядывая на звѣзды, то вздыхая, то улыбаясь?
Онъ думалъ о г-жѣ Бонасье. Для новичка изъ мушкетеровъ эта молодая женщина была почти идеаломъ любви. Хорошенькая, таинственная, посвященная почти во всѣ тайны двора, что придавало ея прелестнымъ чертамъ столько очаровательной важности, слывшая за особу, довольно чувствительную, что представляло непреодолимую прелесть для новичковъ въ любви; къ такому же д'Артаньянъ освободилъ ее изъ рукъ этихъ чертей, которые хотѣли обыскать и грубо обойтись съ ней, и эта важная услуга устанавливала между ней и имъ одно изъ тѣхъ чувствъ признательности, которое такъ легко принимаетъ болѣе нѣжный характеръ.
Д'Артаньяну уже казалось -- такъ быстро мечты летятъ на крыльяхъ воображенія,-- что къ нему подходитъ посланный молодой женщины и передаетъ ему записочку, въ которой назначается свиданіе, и золотую цѣпочку или брильянтъ. Мы уже сказали, что молодые люди не стыдились принимать подарки отъ своего короля; прибавимъ, что въ тѣ времена, не отличавшіяся строгой нравственностью, они не выказывали большой стыдливости и по отношенію своихъ любовницъ, и что послѣднія почти всегда оставляли имъ драгоцѣнныя и прочныя воспоминанія, точно онѣ старались побѣдить непостоянство ихъ чувствъ прочностью своихъ подарковъ.
Въ ту эпоху люди, не краснѣя, дѣлали свою карьеру черезъ женщинъ. Тѣ изъ нихъ, которыя были только прекрасны, награждали своей красотой, отчего, безъ сомнѣнія, и произошла поговорка, что самая красивая дѣвушка въ мірѣ не можетъ дать ничего больше того, что у нея есть. Тѣ изъ нихъ, которыя были богаты, дѣлились, кромѣ того, своими деньгами, и можно бы было назвать по именамъ изрядное число героевъ той эпохи, которые прежде всего не получили бы шпоръ, а затѣмъ и не выигрывали бы сраженій безъ болѣе или менѣе туго набитыхъ кошельковъ, которые ихъ любовницы привязывали къ ихъ сѣдлу.