Тогда д'Артаньянъ точно обезумѣлъ: онъ побѣжалъ на большую дорогу, пошелъ тѣмъ же путемъ, какимъ пришелъ раньше, дошелъ до парома и сталъ разспрашивать перевозчика.
Около семи часовъ вечера перевозчикъ перевезъ на паромѣ женщину, закутанную въ черный плащъ, которая, повидимому, очень старалась не быть узнанной, но именно вслѣдствіе принятыхъ ею предосторожностей перевозчикъ обратилъ на нее большое вниманіе и замѣтилъ, что женщина была и молода, и красива.
Въ то время, какъ и теперь, масса молодыхъ и хорошенькихъ женщинъ пріѣзжала въ Сенъ-Клу, и всѣ онѣ очень заботились о томъ, чтобы ихъ не видѣли и не узнали, а между тѣмъ д'Артаньянъ не сомнѣвался болѣе ни одной минуты, что женщина, которую замѣтилъ перевозчикъ, была именно г-жа Бонасье
Д'Артаньянъ воспользовался свѣтомъ лампы, освѣщавшей хижину перевозчика, чтобы еще разъ перечесть записочку г-жи Бонасье и удостовѣриться, что онъ не ошибся, что свиданіе точно было назначено въ Сенъ-Клу, а не гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ; напротивъ павильона д'Эстре, а не въ другой улицѣ.
Все клонилось къ тому, чтобы доказать д'Артаньяну, что предчувствія его не обманывали и что случилось большое несчастіе.
Онъ вернулся къ замку бѣгомъ; ему казалось, что въ его отсутствіе въ павильонѣ, можетъ быть, случилось что-нибудь новое и что онъ получить тамъ нѣкоторыя свѣдѣнія.
Переулокъ оставался такъ же пустъ и тотъ же самый ровный, мягкій свѣтъ проливался изъ оконъ.
Д'Артаньяну пришло тогда на умъ, что эта нѣмая, слѣпая развалина, безъ сомнѣнія, все видѣла и, можетъ быть, сообщитъ ему что-нибудь.
Калитка въ заборѣ была заперта, но онъ перескочилъ черезъ изгородь и, несмотря на лай цѣпной собаки, приблизился къ хижинѣ. При его первыхъ ударахъ, когда онъ постучался, никто не отвѣтилъ. Гробовое молчаніе царствовало въ хижинѣ, какъ и въ павильонѣ, но такъ какъ эта хижина была его послѣдней надеждой, онъ настойчиво продолжалъ стучать.
Вскорѣ послышался внутри легкій робкій голосъ, который, казалось, боялся самъ, что его услышатъ.
Тогда д'Артаньянъ пересталъ стучать и началъ просить отворить дверь голосомъ, выражавшимъ столько тревоги, ужаса и ласковой мольбы, что онъ могъ бы успокоить самаго трусливаго. Наконецъ, старая, полусгнившая ставня отворилась, или, скорѣе, пріоткрылась, и тотчасъ же снова закрылась, какъ только свѣтъ крошечной жалкой лампы, горѣвшей въ одномъ углу, освѣтилъ перевязь, эфесъ шпаги и рукоятки пистолетовъ д'Артаньяна. Тѣмъ не менѣе, какъ ни было быстро это движеніе, д'Артаньянъ успѣлъ увидѣть мелькомъ голову старика.
-- Ради Бога! сказалъ онъ,-- выслушайте меня! Я жду одно лицо, которое не пришло, и я умираю отъ безпокойства. Не случилось ли какого-нибудь несчастія въ окрестностяхъ? Скажите.
Окно медленно открылось, и то же самое лицо показалось снова; только на этотъ разъ оно было еще блѣднѣе. Д'Артаньянъ откровенно разсказалъ свою исторію, не называя никого. Онъ сказалъ, что у него было назначено свиданіе съ молодой женщиной передъ этимъ павильономъ и что, видя, что она не приходить, онъ влѣзъ на липу и при свѣтѣ лампы увидѣлъ весь безпорядокъ, царившій въ комнатѣ.
Старикъ внимательно слушалъ его и кивалъ головой въ подтвержденіе того, что все было именно такъ; затѣмъ, когда д'Артаньянъ кончилъ, онъ покачалъ головой съ такимъ видомъ, который не предвѣщалъ ничего хорошаго.
-- Что вы хотите сказать? вскричалъ д'Артаньянъ.-- Ради Бога, скажите, объяснитесь!
-- О, сударь! не спрашивайте меня ни о чемъ, потому что если я вамъ разскажу то, что я видѣлъ, навѣрное мнѣ отъ этого будетъ мало хорошаго.
-- Такъ, значитъ, вы видѣли что-нибудь? Въ такомъ случаѣ, ради Бога, продолжалъ онъ, бросая ему пистоль,-- скажите, что вы видѣли, и даю вамъ слово дворянина, что у меня не вырвется ни одного слова.
Старикъ, видимо, боролся, но онъ видѣлъ столько искренности и печали на лицѣ д'Артаньяна, что сдѣлалъ ему знакъ молчать и сказалъ вполголоса:
-- Было приблизительно часовъ девять, когда я услышалъ какой-то шумъ на улицѣ и захотѣлъ узнать, что бы это могло означать; когда я подошелъ къ калиткѣ, я замѣтилъ, что въ нее пытались войти. Такъ какъ я человѣкъ бѣдный и не боюсь быть обокраденнымъ, то я и открылъ калитку и въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нея увидѣлъ трехъ мужчинъ. Въ тѣни, поодаль, стояла запряженная карета и верховыя лошади. Эти лошади, очевидно, принадлежали тремъ мужчинамъ, одѣтымъ всадниками.
"-- А, добрые господа мои! сказалъ я,-- что вамъ угодно?
"-- Навѣрное у тебя есть лѣстница? сказалъ тотъ изъ нихъ, который казался начальникомъ отряда.
"-- Да, сударь, у меня есть лѣстница, съ помощью которой я снимаю фрукты.
"-- Одолжи ее намъ и уходи прочь. Вотъ тебѣ экю за то, что мы тебя побезпокоили. Помни только, что если ты скажешь хоть одно слово изъ того, что увидишь и услышишь (я увѣренъ, что, какъ бы мы тебѣ ни угрожали, ты все-таки подглядишь и подслушаешь) -- ты погибъ.