Три мушкетера. Том первый

 Но для д'Артаньяна все принимало счастливый видъ, всякая мысль улыбалась ему, всякая темнота казалась прозрачной. Наступалъ часъ свиданія. И дѣйствительно, черезъ нѣсколько минуть на башнѣ Сенъ-Клу медленно раздались десять громкихъ ударовъ. Было что-то мрачное въ звукѣ этого бронзоваго колокола, который точно плакалъ среди ночи. Но каждый изъ этихъ ударовъ, составлявшихъ часгичку ожидаемаго часа, гармонически отзывался въ сердцѣ молодого человѣка. Глаза его были устремлены на маленькій павильонъ, находившійся на углу стѣны, всѣ окна котораго были закрыты ставнями исключая одного въ первомъ этажѣ. Черезъ это окно проникалъ мягкій свѣтъ, серебрившій дрожащіе листья двухъ или трехъ липъ, росшихъ и сгруппировавшихся внѣ парка. Очевидно, что позади этого маленькаго окошечка, такъ привѣтливо освѣщеннаго, его ждала хорошенькая Бонасье.

 Убаюканный этою сладкой мечтою, д'Артаньянъ безъ всякаго нетерпѣнія прождалъ еще полчаса, устремивъ глаза на это маленькое прелестное жилище, гдѣ можно было видѣть часть потолка съ позолоченной рѣзной отдѣлкой, доказывавшей изящество и остальной внутренности павильона.

 На башнѣ Сенъ-Клу пробило половину одиннадцатаго.

 На этотъ разъ, неизвѣстно отчего у д'Артаньяна пробѣжала дрожь по жиламъ. Можетъ быть, его началъ пронимать холодъ, и чисто физическое ощущеніе онъ принималъ за нравственное впечатлѣніе. Затѣмъ ему пришла мысль, что онъ, можетъ быть, не такъ прочиталъ и что свиданіе назначено только въ одиннадцать часовъ.

 Онъ подошелъ къ окну, сталъ тамъ, куда падалъ изъ окна свѣтъ, вынулъ изъ кармана письмо и перечелъ его; ошибки не было: свиданіе было назначено именно въ десять часовъ.

 Онъ занялъ свое прежнее мѣсто, начиная тревожиться и этимъ молчаніемъ, и этимъ одиночествомъ.

 Пробило одиннадцать часовъ.

 Д'Артаньянъ началъ серьезно бояться, не случилось ли чего-нибудь съ г-жой Бонасье.

 Онъ три раза ударилъ въ ладоши,-- обыкновенный сигналъ влюбленныхъ; ему никто не отвѣтилъ, даже эхо.

 Тогда онъ съ нѣкоторой досадой подумалъ, что, можетъ быть, молодая женщина заснула, дожидаясь его.

 Онъ подошелъ къ стѣнѣ и сдѣлалъ попытку влѣзть на нее, но стѣна была только что оштукатурена, и д'Артаньянъ вернулся, безполезно поломавши себѣ ногти.

 Въ эту минуту онъ увидѣлъ деревья, листья которыхъ продолжали серебриться отъ падающаго на нихъ свѣта, и такъ какъ вѣтви одного изъ нихъ выступали на дорогу, то онъ и заключилъ, что, взобравшись на ихъ середину, онъ могъ бы взглядомъ проникнуть во внутренность павильона.

 Съ деревомъ сладить было легче; къ тому же, д'Артаньяну было не болѣе двадцати лѣтъ, а потому, слѣдовательно, онъ еще помнилъ свои школьныя похожденія. Въ одну минуту онъ взобрался на дерево и черезъ освѣщенныя окна устремилъ глаза во внутренность павильона.

 Д'Артаньянъ увидѣлъ странное явленіе, заставившее его задрожать съ ногъ до головы: мягкій, ровный свѣтъ лампы освѣщалъ картину страшнаго безпорядка; одно оконное стекло было разбито, дверь выломана и, на половину сломанная, висѣла на петляхъ; столъ, на которомъ, очевидно, былъ приготовленъ великолѣпный ужинъ, валялся на полу; разбитыя бутылки, раздавленные фрукты покрывали паркетный полъ; все доказывало, что въ этой комнатѣ происходила жестокая, отчаянная борьба; д'Артаньяну показалось даже, что посреди этого страннаго безпорядка были клочки одежды, а на скатерти и на занавѣскахъ -- кровяныя пятна.

 Онъ поспѣшилъ слѣзть съ дерева со страшнымъ біеніемъ сердца; ему хотѣлось видѣть, не найдется ли другихъ слѣдовъ насилія.

 Слабый, мягкій свѣтъ продолжалъ мерцать среди ночной тишины; д'Артаньянъ замѣтилъ тогда то, чего не замѣчалъ прежде, такъ какъ ничто не побуждало его обратить на это вниманія, а именно, что на землѣ, мѣстами утоптанной, мѣстами изрытой, виднѣлись смѣшанные слѣды человѣческихъ ногъ и лошадиныхъ копытъ. И кромѣ того, колеса кареты, повидимому пріѣхавшей изъ Парижа, образовали въ рыхлой землѣ глубокую колею, которая не шла дальше павильона и заворачивала обратно къ Парижу.

 Наконецъ, продолжая свои изслѣдованія, д'Артаньянъ нашелъ около стѣны разорванную женскую перчатку. Впрочемъ, эта перчатка во всѣхъ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ она не коснулась грязной земли, была безупречной чистоты и свѣжести. Эта была одна изъ тѣхъ раздушенныхъ перчатокъ, которыя любовники такъ любятъ срывать съ хорошенькой руки.

 По мѣрѣ того, какъ д'Артаньянъ продолжалъ свои изслѣдованія, его лобъ все болѣе и болѣе покрывался холоднымъ, обильнымъ потомъ, сердце сжималось ужасной тоской, дыханіе сдѣлалось прерывистымъ, а между тѣмъ, чтобы успокоить себя, онъ говорилъ, что, можетъ быть, этотъ павильонъ не имѣетъ ничего общаго съ г-жой Бонасье, что молодая женщина назначила ему свиданіе передъ павильономъ, а не въ самомъ павильонѣ; что ее могла задержать въ Парижѣ служба, можетъ быть даже ревность мужа.

 Но какъ стѣна, пробитая брешью, всѣ эти размышленія были разрушены, уничтожены чувствомъ душевной печали, которая въ нѣкоторыхъ случаяхъ овладѣваетъ всѣмъ нашимъ существомъ и громко говоритъ и во всемъ указываетъ намъ, что насъ ожидаетъ большое несчастіе.