Три грации

— Драфа, — слишком насмешливо ответил ей некромант, вызвав у нее еле скрываемый приступ гнева. Валеус лишь кивнул головой.

Эльфийка, нацепив улыбку, вцепилась мне в руку, которой я держала бокал, из-за чего чуть не расплескала его содержимое.

— Лиззи, милая, — сочувствующе, начала она. — Я недавно узнала о твоей матери, прими мои соболезнования. Но я хочу отметить, что тот образ жизни, который она вела, только к такому печальному концу и мог привести.

— Интересно, — ехидно посмотрев на женщину, усмехнулась я. — Я вижу вам очень хорошо знаком такой образ жизни. Можно сказать из личного опыта?

Драфа онемела и недоуменно уставилась на меня. Я же тем временем отцепила ее руку от себя и демонстративно отошла к дяде, слишком уж мило улыбающемуся.

— Лиззи, — прошептал на ухо незаметно подошедший Валеус. — Ты только что нажила себе врага.

— Плевать, — сквозь зубы ответила ему и мило улыбнулась разъяренной эльфийке, наконец-то пришедшей в себя. Я же в логове гадюк, так надо и вести себя как гадюка!

Драфа открыла было рот для того, чтобы что-то ядовитое выплюнуть мне в ответ, но неожиданно ожил герольд:

— Его величество император Зорид! — громогласно и горделиво возвестил он о появлении повелителя.

В зале воцарилась гробовая тишина, все взгляды были устремлены на входные двери, которые распахнулись явили взору высокого, красивого, даже слишком красивого мужественного мужчину. Высоко подняв голову и нацепив приветливую улыбку, он торжественно вплыл в зал, цепко выцепив единственную цель — меня. Взгляд его пронзительно синих глаз был устремлен в мою сторону, пухлые губы довольно скривились, а небольшой точеный носик слегка подрагивал, вдыхая запах.

Наконец, отцепившись от меня, он прошествовал к своему трону, установленному на постаменте в центральной части зала. Повернувшись лицом к собравшимся, поприветствовал легким кивком головы и произнес речь:

— Дорогие подданные, уважаемые гости, сегодня торжественный день для всего Сардария — двести лет назад окончилась кровопролитнейшая война, в которой пали многие достойные жители нашего мира! Мне хотелось бы почтить их память, почтить дорогого и горячо любимого всеми императора Домара, сложившего свою голову за нас. Они навечно останутся в наших сердцах!

Зал взорвался громкими аплодисментами, император довольно обведя взглядом зал, поднял две руки, призывая все к молчанию и продолжил:

— Почтим же их, безвременно ушедших, скорбным молчанием, вспоминая о их великом подвиге.

Он склонил голову вниз, прижав ладони друг другу, словно молящийся католик, закрыл глаза и замолчал. Все присутствующие друг за другом повторили его жест, молчаливо склонив головы. Я последовала их примеру, еле сдерживая смех. Вот нашла время! Но смотреть на то, как все эти напыщенные дамы и господа, скорбно опустившие головы, послушно молчали, якобы вспоминая всех погибших. Я голову готова дать на отсечение, что им всем было плевать. И больше чем уверена, как только последует команда танцы, тут же пустятся в пляс, напрочь забыв о своей скорби.

Украдкой поглядывала на дядю, стоящего рядом: он также как и все, стоял с понурой головой, но от меня не ускользнуло как раздраженно раздуваются его ноздри. Ему этот “цирк” тоже не особо был по душе, но Сидилла пытался держаться. К своему глубокому сожалению, Валеус был не в поле моего невольного созерцания.

— Я рад, что вы все так солидарны со мной, — произнес Зорид, опять раздались аплодисменты, кто-то даже начинал выкрикивать “Слава Зориду! Слава победителю!”, чем вызывал неподдельную самодовольную улыбку на красивом лице императора. Он снова поднял обе руки, призывая собравшихся к тишине: — Я объявляю наше торжество открытым! Музыку!

И тут же зал наполнился громкими мелодичными звуками, под которые ноги сами просились в пляс, желательно в паре с Валеусом. Хихикнула от своих мыслей, посмотрела на дядю.

— Потанцуем? — предложила ему.

— Лиззи, так не делают, леди не приглашают мужчин, — прошептал он, тем временем галантно кланяясь мне и протягивая руку, приглашая на танец.

Сдержав ехидную улыбку, вложила свою руку в его, и мы вместе присоединились к уже танцующим парам. Дядя оказался искусным танцором, даже если бы я не умела танцевать, он бы все равно уверенно вел, заставляя делать меня нужные па.

И тут меня пронзила ревность — настоящая дикая, сжирающая изнутри. Валеус танцевал с какой-то красивой молодой дамой, у которой декольте было почти до пупка, практически оголяя ее полный второй размер. Я ведь даже и размер определила! И когда успела стать такой ревнивицей? Они о чем-то весело болтали, хихикали, девушка кидала на моего ректора кокетливые взгляды, он же, гад такой, отвечал ей милейшей улыбкой. Со мной он так никогда не улыбался!

— Лиззи, ты ревнуешь? — рассмеялся Сидилла.

— Нет, — слишком быстро ответила я.

— Ревнуешь, — утвердительно кивнул он.

— Да с чего ты взял? — воскликнула я.

— Ты даже не спросила о ком я, — припечатал лукаво некромант.