Третье яблоко Ньютона

— Это все как-то само получилось, — Варя тяжело вздохнула. — Я не понимала сначала, что делаю, правда не понимала. Теперь все выглядит так нелепо. Мы с тобой, когда были в Большом… ты, — она опять вздохнула, — ты так говорил о «Лебедином озере». Я подумала… я подумала, что, пойми, мне правда было очень тяжело. Мне очень надо было почувствовать, что меня кто-то защищает. Нет, не кто-то, мне надо было чувствовать, что ты, ты меня защищаешь. Мне от тебя нужна защита, нужна поддержка. Мне нужен был праздник, поэтому я подумала, как это будет хорошо, что мы сюда приедем, вместе посмотрим «Лебединое озеро». Это меня так поддержит, мы снова… вместе… порадуемся… Но сейчас я вот сказала про деньги и сама поняла, какая я дура, зачем я все это сделала. Своими собственными руками. Действительно, все как-то очень нелепо. Этот отель, эта красота кругом, балет. Ты сидишь сейчас, смотришь на меня и думаешь: нет денег, а устроила пир во время чумы. Ты ведь так и думаешь, я знаю. Ты сердишься на меня?

— Очень. — Мэтью повернулся и подошел к окну. Он стоял, смотрел на Невский и вспоминал, как Варя однажды пыталась объяснить ему какой-то смешной русский фильм. «Особенности национальной охоты», кажется. Там грация дворянской русской костюмированной охоты, похожей, кстати, по ее рассказу, на английскую, внезапно сменялась фарсом попойки на охоте современной. Сейчас на уме у Мэтью вертелись слова «особенности национального идиотизма». Он успокоился. Ему стало почти весело. Отойдя от окна, он подошел к Варе, поднял ее за руку с кресла и, взяв ее лицо двумя руками, скрывая улыбку, посмотрел ей в глаза.

— Девочка, никого не бойся. Я буду тебя защищать, сколько потребуется. В крайнем случае, сам буду оплачивать моим партнерам стоимость твоей защиты. Я должен как можно скорее закрыть твой кейс и отправить тебя в Англию. Там ты успокоишься и к тебе вернется разум. — Мэтью целовал ее лицо и радовался, видя, как с глаз Вари потихоньку сходит пелена, они оживают и наполняются светом…

Глава 15 Шум за сценой

Некоторое смятение, правда прикрываемое классовой сдержанностью и английскими удивленными интонационными речениями, присутствовало и в здании у Воксхолл-бридж. Сутуловатый и красноглазый Чарльз пытался своим плохо прожеванным северо-английским языком объяснить шефу Джулиану Филбоузу, что именно произошло в Канаде. Дело выходило так, что его, Чарльза, агент 707, посланный в Торонто, столкнулся там с другими действующими лицами, совершенно лишними. Лица были многонациональны, включая одного британского джентльмена, который ходил за Сериковым по пятам еще до прибытия агента 707, поэтому агенту было никак не подойти к Серикову, чтобы сделать то, для чего его, агента 707, послали к этому совершенному варвару. Если бы не английский джентльмен, который особенно мешал, агент 707 точно сумел бы найти общий язык с totally demented[62] Сериковым, что было просто гарантировано, тем более что 707-й владел этим языком. In other words, русский и даже матерный русский — оба были родными языками агента, if I may assure you.[63] Однако — и это было особенно досадно английский джентльмен был не единственным, кто мешал 707-му. Под ногами путался еще один русский, и агент 707 полагал, что тот русский, не хуже самого 707-го владевший русским языком, включая матерный, был, видимо, связан с русской мафией: у него был body language киллера. Но помимо этих двух individuls, возник еще и пассионарный Шуберт, что просто выходило за все рамки и было крайне неприятно с точки зрения этики отношений с Лэнгли. Определенные concerns[64] вызывало и то, что Шуберт обнаружил себя агенту 707, только когда уже все произошло, то есть после смерти Серикова. Подлинное же время его прибытия установить не удалось. Когда именно приехал Шуберт и что он мог видеть до того, как его увидел агент 707, а также до смерти Серикова, оставалось пока неясно, и этот вопрос был mostly unpleasant.[65] Филбоуз, глядя в окно на все тот же самый дождь и то же самое асфальтового цвета небо, слегка рассеянно слушал доклад.

— Я всегда восхищался вами, Чарльз. Вы, как никто, владеете мастерством искусной аранжировки сложных заданий. С каким вкусом вы сумели подобрать подобающего агента. А как вы рассказали о проведенной операции — скупо, точно, без лишних слов и неуместных оценок. Я внимательно вслушивался в каждое ваше слово. Как говорится, имеющий уши, да услышит. Блестяще, совершенно блестяще. Однако теперь ситуация осложнилась до предела. Не для нас с вами, к счастью. Но, боюсь, Службе королевских прокуроров так и придется остаться в том тупике, в который она себя завела. Мы вряд ли сможем дальше, при столь существенно изменившихся обстоятельствах непреодолимой силы, столь же эффективно им помогать, не так ли?