Третье яблоко Ньютона

Мэтью убеждал себя, что все нормально. Да, там, на Дворцовой площади, на время напряжение его отпустило, сейчас оно опять нарастало, и это закономерно. Обычное состояние при подготовке к наступлению, которое не за горами. Тем более обнаружился непредвиденный фактор смерти Серикова. Он думал о балете, от которого он не сможет в таком состоянии получить в полной мере удовольствия. Смотрел на Варю, удивлялся тому, какая каша у нее в голове. Понимал, что соскучился по ней. Ее ясные глаза и эта улыбка. На Варе было темно-синее платье без рукавов, с шифоновой юбкой в белый горошек. Она поправилась, но это ей даже шло, делало ее мягче и не такой безупречно стильной… Подперев ладошкой щеку, она смотрела на него. Вся игра их прежних эстетских разговоров бесследно исчезла, перед Мэтью сидела просто женщина, которая повествовала что-то о своей жизни. Она вдруг чем-то напомнила ему Мэгги. Мэтью не слушал, что говорит Варя, просто видел, что она грустна, хотя при встрече вся сияла, теперь же на лице — странное смятение чувств. Мэтью впервые спросил себя, а какое он вообще имел право увидеть в ней нечто большее, чем просто любимого клиента. Может, как раз от этого его тревога и раздражение? В пряничной и разухабистой Москве их узнавание друг друга казалось бесшабашной отвагой преодоления границ условности. Сейчас же, в строгой и правильной красоте Петербурга, это выглядело именно так, как и должно было выглядеть с самого начала. Мэтью все яснее осознавал это, и настроение его портилось все сильнее. Они поужинали совсем без праздничного задора. В отеле Мэтью спросил Варю, на каком этаже ее комната. «На третьем», — ответила она, и сердце ее упало, а Мэтью нажал кнопку на пульте лифта. Не так она представляла себе этот вечер. Дверь лифта открылась на ее этаже, Мэтью сказал: «Спокойной ночи, встретимся за завтраком. В восемь тебе рано?» — «Нет, не рано», — Варя посмотрела Мэтью в глаза. «Спокойной ночи», — еще раз повторил он.

И снова, как уже повелось в России, Мэтью ворочался всю ночь. Варя — непостижима. Зачем вдруг Санкт-Петербург, роскошный отель, прическа от парикмахера. Завтра балет. Что у нее в голове? Против нее уголовное дело, только что дикой смертью умер человек, так или иначе с ней связанный, тут потенциально столько развилок, вплоть до самых неприятных… Она ограничена в свободе, не может съездить к семье. А у нее в голове осмотр достопримечательностей, французский ресторан и балет. Смотрит на него распахнутыми глазами, как будто ожидает от него начала какой-то новой жизни. Что она от него ждет и какие у нее приоритеты? Дикая история в Канаде. Никогда за четверть века работы у него в финансовом деле не было трупов. Варя даже не понимает, что по факту смерти начнется, скорее всего, самостоятельное расследование. Дай бог, конечно, чтобы это не было убийством. Он летел сюда со смутной надеждой, что Варя припомнит что-либо, что поможет ему хоть в какой-то степени понять обстоятельства смерти Серикова. Самоубийство? Для этого он должен был быть клиническим сумасшедшим. Тем более такой варварский способ. И Варя говорила о его неадекватности, и детектив сказал, что шизофрения на лице написана. Но он же как-то жил, руководил огромным бизнесом в трех регионах, не в смирительной же рубашке он это делал. Если это самоубийство, то что послужило толчком, что случилось именно в тот день? Или его все же убрали… Русские бандиты? Скорее всего, согласно методу исключения, остальное просто нелепо. Не английские же спецслужбы? Конечно, ничего нельзя полностью исключать, но тогда какого уровня у них ставки в этой операции, если они пошли на убийство в чужой стране… Ему надо в этом разобраться, чтобы яснее понимать свои позиции в суде. Мысли снова перекинулись на Варю. Ее, похоже, смерть Серикова вообще не смутила. Она о чем угодно была готова говорить, только не об этом. Что с ней такое сегодня? Это слово «Мастер», эта готовность бежать к нему с раскрытыми, протянутыми руками. Даже не просила немедленно показать ей наработки для суда. У них всего два дня, чтобы подготовить его, Мэтью, к решающему восхождению по непростым ступеням окончания ее дела. А она смотрит на него грустными глазищами и ждет. Чего? Любви? Тогда, в Москве, он был уверен, что они все видят одинаково. Что она, как и он, легко и изысканно танцует этот мастерский танец двоих. Да, танец о любви, все танцы — о любви. Но он-то полюбил ее именно за безупречность мастерства, за владение искусством этого танца, за умение наслаждаться общей тайной, за невысказанность. В том танце они познавали друг друга, отступали, вновь приникали друг к другу, их мысли, души и тела сливались в одно. Он любит Варю, он в этом не сомневается, сегодня он еще раз понял, как ему ее не хватало, но ситуацию он больше, похоже, не контролирует. Или у Вари в голове какой-то новый танец?