Трещина

— У-лю-лю-лю! А-а-а! — орали оба, пытаясь напугать зверя или хотя бы отвлечь его внимание от женщин. Хищник, обеспокоенный появлением, да ещё сзади, новых врагов, выкатился из автобуса, куда было совсем уже забрался, и оказался нос к носу с Борисом. Почувствовав в человеке серьёзного противника, медведь встал на задние лапы и, оглашая воздух воинственным рёвом, двинулся на Бориса. Выбрав удобный момент, Борис взмахнул своим орудием и со страшной силой опустил его на голову хищника. Дубина переломилась пополам, медведь же, только слегка присев, остался стоять на задних лапах; тёмная кровь окрасила его шерсть у левого уха и залила глаз. Яростно заревев, раненый зверь кинулся на человека. Борис инстинктивно отступил назад, споткнулся и упал на спину.

— Николай! — заорал он.

Ничего, кроме портфеля с золотом, у Бармина в руках не оказалось. Недолго думая, он запустил им в хищника. Но медведь не обратил внимания на столь незначительную помеху. Приведённый в бешенство болью и запахом крови, он видел только своего обидчика и только его желал растерзать на части. Вот огромная туша уже нависла над побелевшим от ужаса человеком, вот горячее дыхание смертельно раненного зверя обожгло лицо Бориса…

Но тут воздух со свистом рассекла стрела и вонзилась в правое ухо зверя. Медведь страшно заревел и, словно подточенный червями столетний дуб, рухнул рядом с Борисом. Конвульсивно дёрнувшись всем своим могучим телом, он наконец замер. Все взоры обратились в ту сторону, откуда прилетела стрела.

На самом краю обрыва стоял Климов с арбалетом в руках.

— Хороша штука, а? — весело спросил он, подняв арбалет над головой.

Участники чуть было не разыгравшейся только что трагедии обступили столяра.

— Это вы стреляли? — недоверчиво глядя на арбалет, спросил Николай.

— Нет, он сам застрелился, — улыбаясь, ответил Климов. — У местного вида пещерных медведей есть такой обычай: стреляться при виде сибиряков. Ферштейн?

Казалось, внимание всех присутствующих полностью переключилось на столяра и его самострел; про медведя и думать забыли. Один лишь Борис, потрясённый происшедшим, до тех пор не спускал глаз с поверженного хищника, пока окончательно не убедился, что тот мёртв. Тогда он подошёл к Климову и крепко пожал ему руку.

— Спасибо, — тихо сказал он, глядя в глаза своему спасителю.

— Чего уж там, — проворчал Климов, почему-то смутившись.

— Вы это сами сделали? — спросил Борис.

— А то кто же ещё?

Борис повертел в руках последнее изобретение современной военной техники.

— Да вы хоть понимаете, Семён Степанович, что этому арбалету цены нет!

— А мне? — то ли в шутку, то ли всерьёз обиделся Климов.

— А вас я готов всю жизнь на руках носить! — воскликнул Борис, обхватил Климова своими огромными лапищами и высоко поднял.

— Поставь на место! — строго потребовал Климов, барахтаясь на высоте.

— Никогда!

— Что здесь происходит? — раздался удивлённый голос Олега Павловича.

За всеобщим ликованием по случаю счастливого избавления от страшной опасности никто не заметил инженера, который ещё в лесу услышал странный шум и смех и понял, что в лагере происходит что-то неладное.

— Вы что, все с ума посходили? Борис! Что это значит?

— Чествуем великого охотника! — пыхтя, ответил Борис.

— Олег Павлович! — взмолился сверху Климов. — Скажите этому буйволу, чтобы он спустил меня на землю.

…Полчаса спустя путешественники сидели на краю обрыва и обсуждали события текущего дня.

— Где вы его оставили? — спросил Олег Павлович.

— Здесь недалеко, — ответил Николай, — метрах в двухстах от лагеря. Он был очень плох, когда мы его нашли. Смерть настигла его, когда мы были на полпути к лагерю.

— Надо похоронить, — сказал инженер. — Жалко его, погиб по глупости. Эх, Лепёшкин!.. Мы даже имени его не знаем. Плохо всё как-то получилось.

— Да-а, — задумчиво произнесла Мария Семёновна, — обычная автобусная поездка обернулась трагедией. Не доглядели мы, наша это вина.

— Бросьте терзать себя, Мария Семёновна, — закуривая, сказал Климов. — Нашей вины здесь нет, ну а мёртвого винить не полагается. Оставим это, а впредь будем умней. Поговорим лучше о чём-нибудь другом.

Олег Павлович молча кивнул. Какое-то время никто не проронил ни слова.

— А с медведем что будем делать? — наконец спросил Борис.

— Съедим, думаю, не памятник же ему ставить, — ответил Климов.

— Верно! — подхватил Николай. — А о шкуре я позабочусь, меня дед учил. Сделаю по высшему классу. Постелем в автобусе и будем как какие-нибудь графья в своем родовом имении.

— Зачем же в автобусе? — возразил Климов. — Избу срубим, там и положим.

— Избу? — удивился Борис. — Настоящую? А вы не шутите, Семён Степанович?

— Ничуть. Не ютиться же нам всю жизнь в этой колымаге.

— Правильно, Семён Степанович, — поддержал его Олег Павлович. — Неизвестно, что нас ждёт впереди, поэтому обживаться надо капитально, врастать, так сказать, корнями в эту землю.

— Избу мы поставим, это точно, — продолжал Климов, — и не какой-нибудь сарай, а настоящий дом отгрохаем, по всем правилам плотницкого искусства. Это я беру на себя.