Транскрипт

«Здравствуй Женя, – гласило письмо без особенных запятых. – Я сейчас являюсь директором малого предприятия-фирмы «Вика». Фирма занимается рекламой, посредническими коммерческими операциями и начинаем заниматься фермерством. Для этого сложились определенные условия. В Тульской области проживают ряд моих сотрудников, которым я полностью доверяю и которые хотели бы заняться фермерством. Сложились хорошие отношения с руководством района, сейчас практически решен вопрос о выделении нам земли 25–30 га в хорошем месте (рядом дорога, электроэнергия, вода, газ). Если все решится, то мы хотели бы заниматься производством кормов (комбикорма) для стимулирования частников, которых в округе довольно много, получать от них молоко, мясо. Все эти вопросы будут решены (или не решены) в ближайшее время, поэтому сейчас я не могу точно сказать какое оборудование мы хотели бы через тебя приобрести. Теоретически – это и молокозавод, и мясной цех, и, в перспективе, холодильное оборудование. Хотелось бы получить от тебя информацию (проспекты) о таком оборудование не очень большой мощности. Теперь о возможностях оплаты. На заводе «Москабель», при котором мы базируемся, есть СП с филиалами. Завод поставляет кабель, медь и получает валюту. Есть предварительная договоренность об оплате наших контрактов, с последующим расчетом с заводом продуктами питания. Есть и другие мысли по оплате. Хотелось бы услышать твои соображения по этому поводу. Связь давай пока держать через Кирилла, при необходимости сообщю все свои реквизиты и координаты».

Поначалу Муравлеев понял из письма только то, что Их-виль-инженьер-вердена зовут Кирилл. И это его почти не смутило, смущало скорее то, на какую букву искать в телефонном справочнике комбикорма – пожалуй, оборудование он закажет по глоссарию, должен же где-то сохраниться глоссарий по пищевой промышленности…. но вдруг вспомнил, что Фима не оговаривал, как именно, в какой форме, он, Муравлеев, должен способствовать общественному прогрессу, и воровато скосил глаза на рукопись. Конечно, поэма нудна и мучительна и прямо-таки выворачивает из него кишки, но при таком выборе, при такой постановке вопроса…. может быть, лучше поэму? Он опять увиливал от ответственности, хорошо понимая, что поэму эту никто читать не станет, а молоко может попасть к людям на стол, и хоть был преисполнен решимости как-то активней участвовать, на чем всегда настаивала принимающая сторона, молокозавод все же оставил на потом – надо активней участвовать, становиться лучше, и это не прихоть, а жизненная необходимость, но втягиваться постепенно: сначала поэму, а там пойдет, – и приступил к песни четвертой безо всякой горечи: вот и поэма на что-то сгодилась. Письмо он на всякий случай свернул и засунул в карман, чтоб ощупывать в те минуты, когда каторжный труд почему-либо станет опять не мил.

Фима позвонил сам, зазывал приехать. Муравлеев объяснил, что переводит поэму.

– Что это ты? – удивился Фима. – Она, наверно, давно забыла. Какой жареный петух тебя в жопу клюнул?

И так же, как тогда, на дне рожденья, Муравлеев подумал: как забавно, во всех перипетиях причинно-следственных связей, неясных тебе самому, другой видит тебя как на ладони… И немедленно согласился приехать.

11