Транскрипт

Однажды, когда Муравлеев лежал на диване и учил зубы в порядке нумерации, раздался стук в дверь. Муравлеев охнул, спустил ноги с дивана и поплелся открывать, придерживая себя за поясницу. Свои блестящие надраенные бляхи они почему-то предъявляли от бедра, на уровне чресел, сверкнув ими буквально на несколько секунд и тут же упрятав в недра одежды в каком-то интимном жесте эксгибициониста, чтобы увидел и поразился лишь тот, кому этот жест предназначен, хотя на многие мили вокруг не было ни души, хоть стреляй в воздух и ори на всю ивановскую: «Попался, голубчик!». Муравлеев повесил голову и пригласил их войти.

– Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.

Муравлеев обреченно кивнул. Вот и допрыгались: доосваивались бюджета, дооказывались международной помощи… Или это львицыны гонители в азарте довели до перерасхода («такой гибкий график работы! можно слушать хоть по ночам! сидишь себе дремлешь!») – а богомол увидел?…Впрочем, зачем он себя обманывает? Ведь ему прекрасно известно, за что. И в его безупречной, как зеркало, памяти тут же всплыл в мельчайших деталях один частный, «случайный», «незначащий» разговор после писательского заседания. Невзначай отстав от товарищей, в коридоре писатель предложил ему перевести свою книжку. Во рту у Муравлеева пересохло.

– А если нас поймают? – сразу же сказал ему тогда, надо отдать ему должное, Муравлеев.

– Как…. поймают? – спросил удивленный писатель.

Наивный! И вправду считает, что если Муравлеев срисует своей рукой, очень качественно срисует, сохранив светотень и всякую там композицию, то никто ничего не заметит, пройдет за оригинал.

– Нет, – решительно преодолев соблазн, заявил Муравлеев, – мне очень лестно, ей-богу, но я не пойду на подделку.

– Ну так, может, вы кого-то порекомендуете? – не унимался писатель, так что Муравлеев предпринял попытку одновременно и извиниться, и предостеречь:

– Не потому, что я такой честный! Просто уверен, что мы попадемся!

И все. И весь разговор. Но этого оказалось достаточно.

– Вам знакома компания «…»?

– А что? – удивился Муравлеев. Пустячный факс на полстранички, да и то все больше цифры: суммы, даты, номера счетов… Ну и содрал он с них тогда за срочность! – однако настойчивый голос агента немедленно вывел его из транса приятных воспоминаний. Что? Куда? Кому? Не сохранилась ли копия? А если хорошенько поискать в компьютере? Муравлеев заметался. Сколько раз, склоняясь в ночи над постылой люлькой, как героиня одноименного рассказа «Спать хочется», он призывал на их голову все несчастья, включая закон! Но теперь – он просто не мог их сдать. Проявить гражданственность – но какую? Которую из двух? Перебирая рецепты гражданственности, как старушка, которой одновременно прописали и слабительное, и закрепляющее, знал, что сейчас поведется на эстетические критерии – это на кухне, за чашкой чая, можно оспаривать художественные достоинства «Архипелага ГУЛАГ», но в трудную минуту, при сравнении с параграфом 1956 статьи 95, Часть I, Титул 18, достоинства эти неоспоримы, взгляни хотя бы на их рожи, вместе с этой бляхой…