Незадолго до того, как я отправился в рейд вместе с разведчиками, мне позвонил Молчащая Сова. Тут надо отметить, что бугай мало изменился со времен нашей бурной молодости. Прибавилось морщин – да, и еще слегка раздался в плечах. Но по-прежнему лишнего слова из него не выдавишь. Иногда кажется, что сукин сын звонит, чтобы просто увидеть тебя на мониторе и услышать твой голос. И это, черт побери, может оказаться правдой, что зачастую растапливает мою душу круче, чем концертные видео Пи Джей Харви, где она светит своими белыми трусиками из-под гитары и умудряется при этом так искренне петь о чистой любви, в которой нет места пошлости. Впрочем, я отвлекся. Я всегда отвлекаюсь, когда вспоминаю то видео.
Так вот, мне позвонил Молчащая Сова и сказал, что отправился на пару месяцев в Коммуну Трехтысячников. Помедитировать, очистить сознание, встряхнуть карму и бла-бла-бла: прочий бред, в который я никогда не верил. И вот там, в знаменитой Библиотеке Прошлого нашел кое-что, способное меня заинтересовать. А именно – речь Патрика Ломбарка Майлза, произнесенную через несколько суток после того, как их колонию вновь открыла для человечества Дальняя Разведка. В тот момент Объединенный совет как раз решал, стоит ли остаться на планете, о которой отныне известно человечеству, и вернуться, таким образом, в лоно материнской цивилизации? Или же сложить пожитки в космические корабли и отправиться искать новый дом. Справедливости ради следует отметить, что Совет склонялся ко второму варианту, и судить их за это я не берусь. У человечества есть одна характерная черта, которой оно не изменяет с момента своего появления: оно раз за разом не оправдывает возлагаемых на него надежд. Так что, входи я в состав Объединенного совета Коммуны Трехтысячников, я бы и сам, пожалуй, поставил галочку в графе «к черту человечество». Но Патрик Ломбарк Майлз, который был то ли самым мудрым, то ли самым глупым членом совета (я так и не определился), вышел на вырубленную из цельного куска мрамора трибуну в виде раскрытой книги и произнес сорокаминутную речь, суть которой сводилась к следующему: «Нужно ли нам человечество? Нет. Но нужны ли мы человечеству? Да. Несем ли мы бремя ответственности за человечество вместе с другими людьми? Безусловно. Можно ли сбежать от этой ответственности? Нет». Я же говорю, трудно определиться, то ли парень был действительно семи пядей во лбу, то ли просто кретином со склонностью к идеализму. Но Объединенный совет прислушался к его словам. И теперь около 30 % школ и университетов перешли на образовательную программу, разработанную именно в Коммуне Трехтысячников, и именно эти 30 % отличаются наиболее выдающимися успехами в плане производства человека разумного.
А были и другие колонии, не отличавшиеся зверствами и потерей человеческого облика, но загибавшиеся от голода, болезней и агрессивной реакции окружающей среды. Те, для кого появление на горизонте рейдеров Дальней Разведки стало спасением от неминуемой гибели.
Разумеется, все они когда-то добровольно перерезали пуповину, соединяющую их с основной системой жизнеобеспечения, сами предпочли отшельничество существованию в системе полицейских роботов и роботов-полицейских.
Те корабли, что так и не дошли до планеты Спасение такого выбора не делали. За них решил случай. Тот самый, который позволил одним двигателям Разделения работать в штатном режиме, а другим – точно таким же – нет. Пример колоний периода второй волны Неконтролируемой Экспансии показывает нам то, что могло случиться с потерянными кораблями. Да, многие из них, вероятно выжили, и стали лучше чем то, во что превратилось современное человечество. Но есть и те, кому нужна помощь. А главное, как бы наивно это не звучало, найти этих людей значит в каком-то смысле вернуть им право выбора: остаться с нами, или идти своей дорогой. То же самое касается тех, кого лишили близких, родных, друзей. Они тоже имеют право на этот выбор.
Впрочем, не думаю, что именно этим руководствуются дальние разведчики. Они просто хотят знать, что сделали все возможное. А это случится только тогда, когда отыщется последний потерянный корабль.
Буду краток, как любил говаривать один тиран, поедая свой народ.
После посещения капеллана, я не внял голосу разума, а так увлекся жалостью к себе, что и сам не заметил, как напился до постыдного состояния мычащей скотины, не способной даже на оскорбления. Поэтому я совершенно не помню, каким образом смог обойти охрану и оказаться спящим на пороге командорской каюты.