Трансгалактический Моджо-тайп

– Разумеется, я употреблял марихуану. Я же был молодым человеком своего времени, и жил полной жизнью. Вы ведь не хотите увидеть в президентах человека, который понятия не имеет, как живут простые люди. Но я повзрослел, стал политиком и веду здоровый образ жизни. И точно так же, как повзрослел сам, я заставлю повзрослеть нашу гражданскую систему. У нее слишком очевидный синдром задержки в развитии, ее давно нужно показать врачу. А гражданскому обществу пора слезть с наркотика самолюбования, и признать очевидное: у нас есть проблемы, и их немало. Признание проблемы – первый шаг к выздоровлению.

Пока Линдон Брукхеймер произносил эту речь, его официальный рейтинг стремительно рос. И хотя рейтинг Кшешинского был значительно, недостижимо выше, однако разрыв вдруг начал сокращается буквально на глазах, и это за неделю до выборов! Отсюда вдруг эти внеочередные дебаты. Ведь через день начнется неделя тишины без права рекламы кандидатов. Многие уверены, что эта пощечина дорого обойдется Кшешинскому, ведь он проиграл на беспроигрышном варианте – злоупотребление наркотиками.

При этом все так сосредоточены на этой несчастной паре косяков с травкой, что совершенно не замечают главной ошибки Брукхеймера. Его слова о задержке развития и необходимости взросления. Очень скоро консервативный электорат (а его всегда большинство) с мыслями, что эти аргументы, вероятно, означают слишком резкие, радикальные перемены, проголосует за бледного и преисполненного ботоксного пафоса Кшешинского, выходца из затхлых кабинетов секретных служб, страдающего профессиональной паранойей, склонностью к садизму и публичному демонстрированию голого торса. То есть за кандидата, который большинству избирателей будет глубоко несимпатичен. Но именно публичные заявления о необходимости сохранения действующего правительственного курса перевесят чашу весов. Потомки людей, покоривших пространство и возродивших человечество из отравленного небытия, окажутся пассивными трусами, готовыми прилюдно таскать в зубах красный бильярдный шар, лишь бы это было ежедневно, то бишь – стабильно, гарантированно оплачивалось, и ни в коем случае не менялось. Что ж, они победят и отхватят своей стабильности сполна.

Джетро-Талл, курортная планета-офшор/полуостров Ниигата/порт «Кеннеди»

Я не люблю портовую суету. Она преисполнена скрытой угрозы. В лучшем случае тебе отдавят ногу, в худшем – подбросят наркотики. Моя тщательно лелеемая паранойя в портовых помещениях начинает выплясывать такую лизергинку, что служебные системы сканирования зависают и принимаются биться в судорогах. Поэтому я всегда путешествую налегке. Никаких сумок! Так просто меня не возьмешь! Я человек неприхотливый, все необходимое для жизни могу купить практически на любой планете. Вот и теперь на мне шорты, гавайская рубашка и сувенирный пробковый шлем, а так же очки, чтобы никто не замечал моих испуганно бегающих глаз. Приходится быть на стороже, я слишком часто нарушал закон, и теперь закон так и норовит нарушить границы моего личного пространства. Но я, кажется, все предусмотрел. На моей гавайской рубашке нет карманов, а карманы на шортах я тщательно зашил. Проклятым копам не удастся подбросить мне ничего компрометирующего.

– Мистер Хант!

Голос идет откуда-то справа, я поворачиваю влево и пытаюсь смешаться с толпой.

– Мистер Хант!

Огромный, как чемодан провинциала фараон таранит толпу и преграждает мне дорогу.

– Мистер Хант, я бегаю за вами по всей планете!

Вот черт, что же на этот раз? Встреча с мафиози, марихуана около бассейна? Или все-таки та статья про фашистов в полицейской форме с планеты «Оззи», которую я тиснул под псевдонимом Руанды Дюнкерка?

– Мистер Хант, – красноликий коп тяжело отдувается и исходит темными кругами под мышками, – у моего старшего сынишки сегодня день рождения. Восемнадцать лет. Совершеннолетие. И он ваш поклонник. Не могли бы вы подписать для него вот это…

Коп протягивает мне самопальный файло-блок со сборником моих статей. От неожиданности я послушно ставлю автограф и пишу какие-то банальности в духе «с наилучшими пожеланиями и бла-бла-бла». Рассыпающийся в благодарностях коп теряется в толпе. А я долго стою, глядя в пространство и пытаясь свыкнуться с тем, что произошедшее – уже данность и ничего не изменить.

Впервые за долгое время догоняющий меня коп обратился ко мне не со словами заученной «миранды» или оскорблениями. Мало того, он смотрел на меня не как на преступника и даже не как на потенциального преступника, а как на какую-то долбанную звезду, кумира сына, селебрити. Типа старлетки с заставки консольного канала. Что это, неужели старость? Но я ведь дал себе еще один год! И неужели мой первый звоночек оказался одет в форму копа? Господи, ну на твой-то авторитет я никогда не покушался, так за что мне это?

Немного пояснительной рефлексии, дабы расставить точки над некоторыми моментами, которых коснусь далее