Трое суток навязанного карантина истекли, и вот я снова на борту рейдера. На этот раз это «Сан-Франциско». К слову, названного так не в честь города, а в честь песни. Одной из множества, вытащенных из длинноволосых замшевых архивов космическим поколением типпи. Но это к делу не относится. А хотя стоп! Относится, и еще как. Пилот рейдера Джордж Озуэл Баркиндли, по прозвищу Слон выглядит так, словно только вчера сошел со студенческой баррикады. То есть не как та в целом миролюбивая орда типпи, которая смотрит на вас с подавляющего большинства музыкальных альбомов. А скорее, как типпи своего закатного периода. Злого, до предела политизированного, умеющего делать бомбы, и готового их кидать. Слон широкоплечий, питает слабость к камуфляжу, беретам и кожаным курткам, а его руки похожи на молоты. Вот только глаза подводят. Глаза тех типпи с баррикад были полны ненависти, в которую в конечном итоге неизбежно вылилась всеобъемлющая любовь золотого периода. Орала были перекованы на мечи, флейты и колокольчики в ревущие электрогитары. Ну а пацифизм излился такой вонючей волной конфронтации, что отравил мечту о будущем на многие и многие годы вперед. И вот как раз этой ядовитой составляющей во взгляде Слона нет. Стоит пересечься с ним взглядом, и ты понимаешь, что перед тобой добряк из той породы великанов, что по пьяни способны рушить крепости и проламывать голыми руками полицейские каски, но в трезвом состоянии даже мухи не тронут.
На «Сан-Франциско» чертовски уютно, много старого барахла, и вообще все это напоминает те псевдо-винтажные забегаловки с красными кожаными диванами, в которых может не быть чего угодно, но дерьмовый кофе и картошку фри вы сможете получить хоть среди ночи, хоть за пять минут до Армагеддона. Кают-компания и вовсе увешана отличными постерами: от классического «Беспечного Ездока», до снятого три года назад сериала «Сливки для Пенни-Леин». Слон пока занят, а я развалился на диване и курю сигарету за сигаретой. Не потому что хочется, а потому, что единственный минус «Сан-Франциско» – запах. В космосе редко удается открыть форточку и проветрить помещение. А на борту этого рейдера живут два попугая, собака по прозвищу Айк Солес, кот Сержант Базилевс, черепаха Доктор Лири и семья безымянных хомяков с планеты Акутагава (каждый с мою ступню величиной и невообразимого оранжево-золотистого цвета). Естественно весь этот зверинец гадит. И хотя все животные, кроме собаки и кота содержатся в отдельном помещении, от запахов дверью не отгородишься. Табачный дым хоть как-то задабривает мой нюх.
Айк Солес открывает своей сморщенной мордой дверь из коридора в кают-компанию, и замирает, увидев меня. Вообще-то, Слон уже представил нас друг-другу, но судя по виду, Айк еще не решил, стоит ли мне доверять. У меня мелькает странная мысль, что смерть в глубоком космосе от клыков ротвейлера – поистине феерическое событие. Но я еще не закончил репортаж, аванс за который уже потратил, и потому не имел права на любую, даже самую феерическую смерть. Потому что мой редактор, опасный парень по имени Кочо Марильос, припрется за мной на тот свет, и все муки ада покажутся мне детским утренником по сравнению с его гневом, и я таки вынужден буду написать проклятые статьи, даже и сидя в адском котле.
– Хороший песик, – говорю я.
– Мнуфр, – отвечает Айк Собес и с оглушительным грохотом валится на бок.
Из кабины высовывается всклокоченная шевелюра Слона. Он подозрительно оглядывается и спрашивает:
– Айк тебе досаждает?
– Нет. Мы ведем интересную беседу. Я решил начать интервью с него.
– Ладно, – Слон убирается к себе в рубку, но тут же выглядывает снова, – только это, Том… Если будешь общаться с попугаями, не верь ни одному слову.
– Они то же самое про тебя сказали.
– Проклятые республиканцы…
Д.Б.: Я участвовал в избирательной компании Линдона Брукхеймера. Прикинь?
Т.Х.: Сколько же тебе лет, Слон? Ты выглядишь не на много старше меня.
Д.Б.: Да, но и ты не выглядишь особенно молодым.
Т.Х.: Туше. Я тогда учился на втором курсе на Бета-Массачусетс! Славные деньки.
Д.Б.: Точно. Я был важной шишкой в той компании, Том, может даже самой важной. От меня многое зависело.
Т.Х.: Серьезно? Ты не похож на политика.
Д.Б.: А я и не был политиком. Я отвечал за то, чтобы в баре никогда не заканчивалась выпивка.
Мы смеемся в два голоса, и ротвейлер Айк беспокойно стучит хвостом по полу.
Т.Х.: Как тебя занесло в штаб к этому парню?
Д.Б.: Ну, я реально верил, что у него может получиться. По другую сторону был Ян Кшешинский, эта дерьмовая смесь Никсона и Путина. Мне казалось важным сделать хоть что-то, чтобы этот садист в дорогом костюме не выиграл выборы.
Т.Х.: У вас почти не было шансов. Все это понимали с самого начала.