Трансгалактический Моджо-тайп

– Кровать тут не при чем. На ней я тебя трахала. А все остальное время, пока ты рассказывал про свой «моджо-тайп», и пока ты пытался развести костер из пластикового стола, и пока… Короче, все то время, пока я тебя не трахала, я занималась с тобой любовью.

Она замолкает и смотрит на меня так, как будто я вот-вот скажу заведомо смешную глупость. Но я тоже не лыком шит. Я отвечаю вопросом на вопрос.

– Вот как? И что еще ты узнала про меня?

– Ну, если верить досье нашей службы безопасности, ты циничный одиночка, предпочитающий, чтобы люди считали тебя клоуном. Твои статьи стоили карьеры двух сенаторов. У тебя есть срок за распространение наркотиков, и ты до сих пор, иногда, злоупотребляешь. Еще…

– Стоп, ошибка… Не за распространение, а за хранение.

– Они просто не смогли доказать. Но любому дураку ясно, что раз при тебе нашли такую партию салазарина, то ты собирался ее толкнуть.

– Представь себе – нет. На самом деле я готовил террористический акт.

– Да ладно? – Абигейл вскакивает и садится на меня верхом. – Не верю. Ты не похож на террориста.

– А я и не был террористом. Но так уж сложилось… Дело было в одном пансионате на Уорхоле. Скучнейшее местечко. Куча умирающих от тоски диабетиков, их страхолюдные жены, ежевечерним футболом по стационарной консоли, процедуры… Они считали это отличным времяпрепровождением. Я выдержал трое суток. Потом купил на все имеющиеся у меня деньги салазарин. Часть закопал. Остальное хотел скинуть его в резервуар питьевой воды, чтобы все население пансионата отхватило единовременный приход с самыми яркими галлюцинациями в их унылой жизни. Ну, а с точки зрения закона, это террористический ад.

Она смеется во весь голос, и я чувствую себя героем.

– Ты рехнулся, Хант!

– Я хотел, чтобы в жизни этих обывателей случилось хоть что-то запоминающееся! Я думал, они будут счастливы.

– И что было потом?

– Меня сдал тот барыга, который скинул мне таблетки. Копы ввалились ко мне с такой кучей пушек, словно я глава наркокартеля. И хотя за распространение меня так и не смогли привлечь, три года за хранение я получил. Времена были тяжелые. Копы все еще не отошли от студенческих бунтов. Никакого снисхождения к любому, кому еще не исполнилось пятидесяти. Ну, ты в курсе.

– А потом?

– Я отсидел год и вышел за хорошее поведение. К слову, на этом Уорхоле отличная тюрьма. Кроме меня там было еще два арестанта. Оба – проигравшиеся бухгалтеры. Никаких жутких историй про упавшее мыло. Эти пассажиры сами боялись меня до икоты. Потом меня выпустили, и я сделал то, в чем меня подозревали. Откопал вторую партию салазарина, загнал ее и купил небольшой домик на Бахрейне.

– И живешь там уже семнадцать лет?

– Ну, вообще-то я кочевник. То там, то здесь. Но да, там, на Бахрейне находится та штука, которую я считаю домом.

– И какой он твой дом?

– Хм… там есть крыша, стены, гараж, четыре пальмы, флагшток, кактус, дорожный знак, по которому я стреляю из дробовика, и ни единой души на несколько десятков километров вокруг. Правда есть еще нефтевышки. Но они автоматизированные, и почти не мешают.

– Звучит… одиноко.

Она опускает голову, и ее волосы распускаются шатром вокруг моего лица. Я тянусь к ее губам, но она отстраняется.

– Там довольно одиноко, да, – говорю я, – но это то, что нужно. По долгу службы мне постоянно приходится крутиться среди людей. На Бахрейн я сбегаю, когда желание убивать себе подобных становится невыносимым.

Гулко грохочут древние напольные часы в коридоре, подделка под еще один киноэкспонат. Абигейл смотрит на часы, потом на меня, и я вдруг понимаю, что она тоже не хочет улетать.

– Знаешь, если тебе надоест командовать варварами в комбинезонах, можешь заглянуть ко мне. Там, конечно, не так шикарно, как здесь. Но кровать есть. И целая пустыня вокруг для того чтобы заниматься любовью. Там… довольно красивые закаты… и вообще… кактусы всякие…

Она встает и начинает одеваться. Может я все-таки сказал глупость? Я тянусь к пачке сигарет на тумбочке, и жду ее ответа.

– Может быть, и приеду, – говорит она, не оборачиваясь.

Борт рейдера дальней разведки «Сан-Франциско»