Трактаты. Проповеди

Учителя спрашивают, что лучше: сила ли трав, сила слов или сила камней?[500] Нужно бы посоветоваться, что из этого выбрать. Травы имеют великую силу. Я слышал, что (как-то) боролись змея и ласка. Ласка кинулась прочь, схватила траву и, обернув ее чем-то другим, бросила травою в змею; та распустила все свои кольца и, растянувшись, подохла. Откуда у ласки была такая смышленость? Она знала силу этой травы. Здесь скрыта бездна премудрости. Слова тоже имеют великую силу: словами можно творить чудеса. Все слова имеют силу от первого Слова. У камней по причине подобия также имеется огромная сила, которой их наделяют звезды и сила небес. Поскольку подобное на многое способно в подобном, душа в своем естественном свете должна подняться в высшее и самое чистое и войти в ангельский свет, а в ангельском свете войти в Божественный свет, и там встать на распутье между троицей светов, в той высоте, где светы сливаются[501]. Там-то вечное Слово в вас изречет жизнь, там душа оживет и будет отвечать в оном Слове.

Дабы и нам отвечать в вечном Слове, в этом помоги нам Боже. Аминь.

ПРОПОВЕДЬ 19

Sta in porta domus domini et loquere verbum[502]

(«Стань во вратах дома Господня и провозгласи слово»)

Наш Господь говорит: «Стань во вратах дома Господня и провозгласи там Слово сие и скажи!» Небесный Отец изрекает некое Слово и говорит Его вечно, и в этом Слове Он источает всю Свою власть, в этом Слове изрекает все Свое Божественное естество и всякую тварь. Слово покоится в душе сокровенно, так что о Нем не ведаешь ничего и не слышишь Его, пока не прислушаешься к Нему в глубине, а иначе Его не услышишь. Нет, все голоса и все звуки должны уйти.прочь и должна наступить полная тишина, совершенная тишина. Но об этом значении (написанного у пророка) я говорить больше не буду...

Итак: «стань во вратах»! — Кто так стоит, того члены приведены в полный порядок. Он хочет сказать, что верхняя часть души должна быть постоянно приподнята. Все, что в порядке, должно подчиняться тому, что над ним. Никакие творения не понравятся Богу, если их не озарит естественный свет души, в котором они получают свое бытие, и если ангельский свет не озарит света души и не приуготовит ее и не сделает ее пригодной к тому, чтобы в ней мог действовать Божественный свет: ибо Бог не действует в телесных вещах, Он творит в вечности. Потому-то душе надо быть собранной и вверх устремленной, и ей надо быть духом. Там действует Бог, там Богу нравится всякое дело. Богу никогда не понравится какое-то дело, если оно не свершается там.

Еще раз: «Стань во вратах дома Господня». «Дом Божий» — это единство Его существа! Что едино, то предпочитает держаться лишь само по себе; посему единство пребывает при Боге и собирает Его воедино и ничего не прилагает Ему. Тут восседает Он в сугубом Своем средоточии, Своем esse, совершенно в Себе, никогда вне Себя. Там же, где Он источается, Он источается вовне. Его истечение есть Его благостыня, как я недавно сказал, говоря о познании и о любви. Познание освобождает от пут, ибо познание лучше любви; впрочем, лучше два, чем одно, — познание в себя включает любовь. Любовь, увлекаясь, безумствует и напрямую связана с благом; в любви я толкусь «во вратах». Любовь была бы слепа, если бы не было знания. Камень тоже обладает любовью, его любовь ищет земли. Если бы я застрял в благостыне, в первом истечении, и принял Бога, поскольку Он благ, я узрел бы «врата», но не воспринял бы Бога. Поэтому познание лучше, ведь оно управляет любовью. Любовь пробуждает влечение, стремление[503], а познание не добавит ни единого домысла, нет же: оно развяжется, освободится от пут и устремится вперед и коснется Бога в Его наготе и схватит Его в Его бытии.

«Дому Твоему, Господи», где Тебя славят, «подобает святыня» и подобает быть домом молитвы «в долготу дней»[504]... Я имею в виду не здешние дни; когда я говорю «долгота без долготы», это — (подлинная) долгота; а когда говорю «ширина без ширины»[505], то это — (подлинная) ширина. Когда же скажу «во всякое время», то подразумеваю: над временем, и даже: гораздо выше того, что обретается здесь, как я только что говорил, там, где не бывает ни «здесь», ни «теперь».