Трактаты. Проповеди

Если между рейнской мистикой и византийским исихазмом устанавливается типологическая связь, то связь между исихазмом и школой прп. Сергия имела эмпирический характер. Во 2-й половине XIV в., после длительного перерыва, вызванного монгольским нашествием, восстанавливаются взаимоотношения Руси и Русской церкви с болгарами и сербами, чему способствуют посольства в Константинополь и участившиеся паломничества на Афон и в Святую землю. Проводниками исихастского влияния на Руси являются киевские митрополиты: грек Феогност (1328-1353), болгарин, бывший афонский монах, Киприан (1381-1382, 1390-1406) и московский митрополит Алексей (1354-1378). Во 2-й половине XIV в. осуществляется повторное редактирование и перевод на южнославянские языки мистических, аскетических произведений палестинского (авва Дорофей), синайского (Иоанн Лествичник) и поздневизантийского (Симеон Новый Богослов, Петр Дамаскин), в частности, афонского (Григорий Синаит), исихазма, полемических и теоретических сочинений периода паламитских споров (Палама, Давид Дисипат)[1213]. Переводится и после 1398 г. попадает на Русь новая редакция читаемого в Неделю православия «Синодика», содержащего краткие анафемы на противников Паламы Варлаама и Акиндина[1214]. Около 1370 г. сербский старец Исайя заново переводит весь «Corpus Dionysiacum», включая схолии Иоанна Скифопольского и Максима Исповедника (т.е. тот «Корпус», с которым, в переводе Эриугены, в начале XIV в. ознакомился Майстер Экхарт). В последней четверти XIV — первой половине XV в., в период «второго южнославянского влияния»[1215], эти сочинения появляются на Руси и составляют в качестве «келейной литературы» ядро библиотек крупнейших общежительных монастырей: Троице-Сергиева, Кирилло-Белозерского, Иосифо-Волоколамского и Соловецкого.

Будучи укоренена в древней традиции практического исихазма (к которой был причастен и Майстер Экхарт, читавший в частности «Жизнеописания монахов» Руфина и Иеронима; термин «ήσυχία» возник в IV в.), мистикоаскетическая школа Сергия Радонежского так и не перешла к постановке и решению теоретических проблем, сколько-нибудь сопоставимых с паламитской теорией «энергий» и экхартовским учением об «аналогиях». Теоретические трактаты Паламы в России не были известны вплоть до Нового Времени, хотя В.Н. Топоров не исключает, что Сергий мог слышать о «Фаворском свете» от митрополита Алексея, лично общавшегося в Константинополе с паламитом патриархом Филофеем[1216]. (Известно, что Филофей, услышав в 1354 г. от Алексея о Сергии, переслал ему наперсный крест, монашеское облачение и грамоту о необходимости введения общежительного устава.) Таким образом, на Руси не возникло дихотомии практического опыта и его теоретического, выработанного в духе неоплатонизма обобщения, подобной той, которая имела место в Византии (исихазм/«паламизм») и Германии (мистика бегинок/экхартовская мистагогия). Не перешел к теоретическому осмыслению исихазма и прп. Нил Сорский, всецело погруженный, под влиянием аскетических сочинений, в «хранение сердца»[1217].

Немецкая мистика начала XIV в., византийский исихазм середины XIV в. и российская мистико-аскетическая традиция конца XIV — начала XV в., связанная с Сергием Радонежским, ознаменовали собой эпоху культурного подъема, именуемую применительно к разным регионам северно-европейским предвозрождением, палеологовским, или исихастским, возрождением[1218]. В этом контексте представляет интерес активное влияние, оказанное мистическими школами и течениями на современную им художественную словесность (автобиография «Vita» Г. Сузо, «Жития» Стефана Пермского и Сергия Радонежского Епифания Премудрого) и изобразительное искусство (живопись Боденского озера, Шт. Лохнера, Андрея Рублева и Максима Грека). В европейском искусстве середины XIV — начала XV в. возникла совокупность произведений, зримо очертивших и объединивших в единое культурное целое географическое пространство от рейнских мистиков до заволжских старцев.

ПРИМЕЧАНИЯ