Толкование библейского «Ego sum qui sum» («Аз есмь (Тот), кто есмь») содержится в п. 14-26 экхартовского комментария на Исход. Сначала, основываясь на «Грамматике» Присциана, теолог анализирует каждый из членов тавтологии, а затем обращается к логике их связи внутри фразы. «Аз — местоимение первого лица; различающее местоимение означает чистую субстанцию, чистую, без всего привходящего, без всякого чуждого, субстанцию без качества, без какой бы то ни было формы, без этого либо того»[1061]. Термин «субстанция» Экхарт использует, вслед за Боэцием и Авиценной, чтобы указать, что Бог имеет бытие не как субъект: что свойства, коими он обладает, ничем не отличаются ни от него, ни друг от друга (благость от мудрости и т.д.), что, несмотря на их абстрактность, он ими именно обладает, тогда как все остальные причаствуют им. И о таком обладании нельзя сказать иначе, как только «путем превосходства», как об «обладании без обладания»[1062]. В проповеди 77 Экхарт вторит себе: «“Аз” указует на чистоту сущности Бога, когда она пребывает в себе обнаженной от всяких сосущностей, каковые придают чуждость и инаковость (ей)»[1063]. Пустота местоимения «Аз» соответствует незыблемости и неприкасаемости чистой субстанции. Оно пристало только Тому, Кто подлинно «есть», а отнюдь не творениям, которые «суть» через Него, будучи сами по себе, как таковые ничем[1064]. С этой точки зрения, сочетание «Аз есмь» исполнено глубокого смысла. «Есмь» используется тут не как глагольная связка, но как полнозначный глагол: «Среди прочих имен ни одно не подходит (Ему) в большей мере, чем “Тот, кто есть”. Ведь если кто-либо захочет указать на какой-то предмет и скажет: “Он есть”, то это покажется глупостью, но скажи он: “Сие есть кусок дерева или камень”, тогда уразумеют, что он имеет в виду. Посему мы скажем вполне отрешенно и отстраненно и отвлеченно, дабы не осталось здесь ничего, кроме одного только “есть”; таково свойство имени Божьего. Вот почему Бог говорил Моисею: “Скажи: Тот, Кто есть, послал меня”»[1065]. Будучи полнозначным глаголом, «есмь», в отличие от связки (взятой с предикатом), не приписывает сущности ничего постороннего, но просто утверждает ее бытие, указывая на тождество сущности и бытия: то, что обозначено местоимением «Аз», никак не отличается от того, что обозначено глаголом «есмь». Поэтому, согласно Экхарту, «Аз есмь» может пониматься как подлежащее всего свидетельства Божьего[1066]. Прежде чем перейти к истолкованию тавтологии в качестве целого, рейнский Мастер кратко останавливается на ее правой части, членах «который» и «есмь». Как опять-таки писал Присциан, «“Который” — это неопределенное слово», «неопределенность же и беспредельность, — подхватывает доминиканский магистр, — пристали лишь Богу»[1067]. Что касается последнего «есмь», то здесь мы, по мнению Экхарта, имеем дело с субстантивированной формой глагола (переданной в греческом переводе как «ών», а в славянском как «сын». —
Разбирая тавтологию Исх. 3, 14, Экхарт во многом опирался на наследие своих предшественников — великих философов и учителей Церкви. В их среде сложились две традиции цитирования и толкования библейской тавтологии: еврейская и греко-латинская. В рамках первой самоназвание Бога бралось как единое целое, а глагол «быть» в обоих случаях оставлялся в форме 1 л. ед. ч. имперфекта (со значением будущего времени): «Аз есмь (Тот), кто есмь», дословно: «Я буду (Тот), кто буду». В пределах второй традиции бралась лишь предикативная часть тавтологии, при этом глагол «быть» ставился в 3 л. ед. ч. настоящего времени: «Аз есмь (Тот), кто есть», но больше внимания уделялось второму предложению Исх. 3, 14: «Кто есть (qui est) послал меня к вам». Это «Кто есть» (ср. экхартовское «der da ist», проповедь 45) было создано Иоанном Скотом Эриугеной, латинским переводчиком Ареопагитик, передавшим с помощью относительной конструкции греческое причастие «о ών», «Сущий» («О Божественных именах», гл. 5, § 4; ср. славянское «Азъ есмь сын»). В творчестве рейнского Мастера были представлены обе традиции.