И вот как-то раз он познал могучий прорыв внутрь себя самого[840] и в нем под воздействием Божественной истины воссияло, что от сего отвращаться не следует. Ибо так было и будет всегда: зло скрывается за добром, и добро поэтому нельзя отметать из-за зла. И ему вспомнилось, что, когда в Ветхом Завете Бог творил через Моисея истинные знамения Свои, то волхвы свои ложные сеяли между ними[841]. И когда пришел истинный Мессия Христос, тогда пришли и другие и лживо выдавали себя за Него[842]. Так бывает везде и во всем, а посему надо не отметать благо вместе со злом, но выбирать в правильном различении, что прорекают Божьи уста[843]. Еще же ему было сказано, что не стоит отбрасывать добрые разумные образы, каковые обращают свою ясную мысль на постижение святого христианства, и не следует отвергать разумные помыслы, каковые несут в себе добрую истину праведной жизни. Ведь они утоньшают людей, указуя им на их благородство, на возвышенность Божественной сущности и ничтожность всех прочих вещей, а это по праву и прежде всего влечет людей к подлинному бесстрастию. И так он вернулся к былой устремленности, — когда стремился к истинному бесстрастию.
Он стал умолять Вечную Истину, дабы она ему указала, если это возможно, на верное различие между теми людьми, что взыскуют стройной простоты, и теми, что ищут, как говорят, беспорядочной свободы; и чтобы она его научила, в чем состоит истинное бесстрастие, с каковым он достигнет того, чего должен. Тогда для пояснения ему было сказано, что это последует в виде назидательных примеров, когда юноша вопрошает, а Истина отвечает. Но сначала было указано на суть Священного Писания, из него же речет Вечная Истина, дабы он поискал и увидел, что о том говорили великие в учении и жизни, которым Бог открыл Свою тайную мудрость, как выше написано на латыни, и чего держится святое христианство, чтобы ему не отпасть от подлинной истины. И вот что ему стало ясно.
II. Как бесстрастный человек в единстве начинает и завершает
Всем людям, кому предстоит быть вновь возведенным к Единому, надобно познать свой и всех вещей первый исток, ибо в нем состоит и их конечная цель. А посему следует знать, что все, кто когда-либо рассуждал об истине, сходились в одном, что есть Нечто, пребывающее над всем Первое и Простейшее, прежде Которого нет ничего.
Вот Дионисий созерцал сию бездонную Сущность в Ее обнаженности и говорил, как, впрочем, и другие учителя, что то Простое, о Котором следует речь, остается в конце концов никаким именем необозначенным[844]. Ведь в логике сказано, что имя должно выражать природу и разумное основание[845] означаемой вещи[846]. Но известно, что природа сей упомянутой простой Сущности бесконечна и неизмерима и неопределима никаким тварным разумом. Поэтому-то всем ученым теологам ясно — сия без-образная Сущность в равной мере и безымянна. Потому же говорит Дионисий в книге «О Божественных именах», что Бог есть «не-Сущее», или «Ничто»[847], и это следует понимать применительно к бытию и определенному свойству, каковое мы можем Ему приписать по образу тварного. Ибо «все, что приписывают Ему таким образом, в известной мере ложно, а отрицание образа истинно»[848]. Исходя из этого, Его можно назвать вечным Ничто. И все же, если о чем-то надо сказать, каким бы возвышенным и сверхразумным то ни было, для этого надо создать некое имя. Сущность сей тихой Простоты есть Ее жизнь, а Ее жизнь есть Ее сущность. Это «живой сущий пребывающий Разум, Который сознает Сам Себя, находится и живет Сам в Себе и есть Он Сам»[849].
Точнее выразить я не в силах, и это я называю вечной нетварной Истиной. Ибо все вещи находятся здесь как в их новизне, так и в их первом и вечном начале. И здесь же, в подлинном единении, бесстрастный человек начинает и завершает, как будет показано далее[850].
III. Может ли в высшем единстве существовать какое-либо различие