Трактаты. Проповеди

В год Его же рождества тысяча триста двадцать седьмой, в десятую индикцию[819], в двадцать четвертый день месяца января, в присутствии досточтимых мужей: магистра Райнера, доктора священного Писания, и брата Альберта, лектора из кёльнского монастыря меньших братьев, — специально назначенных почтенным во Христе господином и отцом нашим Генрихом, архиепископом святой церкви Кёльнской и архиканцлером Священной Империи по Италии, инквизиторов, — (в присутствии) моем, Германа, прозываемого Раце, из Кёльна, императорским указом общественного нотариуса, подписавшегося ниже, а также Бартоломея из Бохорста, клирика кёльнского диоцеза, тем же самым указом общественного нотариуса, подписавшегося ниже, и ниже подписавшихся свидетелей, для сего специально призванных и приглашенных: благочестивый муж брат Конрад из Хальберштадта (насельник) кёльнского монастыря Ордена проповедников, по настоятельному указанию, пожеланию, требованию, предписанию и от имени здесь же присутствующего достопочтенного и благочестивого мужа магистра Экарда из Ордена проповедников, доктора священной теологии, желающего, приказывающего и предписывающего, прочитал по написанному слово в слово ту грамоту или хартию, которую держал в руках, и посредством нее обратился к святому апостолическому Престолу и подчинил себя решению сего Престола и настоятельно потребовал отношение[820], а самим инквизиторам назначил срок для ее препровождения в римскую курию[821]. И об этом, как и о прочем, в указанной грамоте говорится в таких словах: «Во имя Господа, аминь. Я, магистр Экард, доктор священной теологии, удостоверив прежде всего, что никоим образом не намерен умалять достоинства господина моего архиепископа Кёльнского, — но если придется, то обращусь и к нему, впрочем, ради его спокойствия подожду с этим, — я сообщаю и утверждаю от имени своего и Ордена проповедников, что Вы, магистр Райнер, доктор священного Писания, и брат Альберт, лектор из кёльнского монастыря меньших братьев, чрезмерно и дольше, нежели следует в связи с пунктами, которые считали ошибочными, хотя это и не так, бесчестите меня, упомянутого магистра Экарда, и мой Орден, который никогда со времени своего создания не обвинялся в ереси ни в одном магистре священного Писания или в каком-либо другом простом брате в провинции Тевтония, устанавливаете для меня различными способами избыточные и обременительные сроки, тогда как уже до середины года Вы могли бы закончить весь ваш процесс надо мною, объявив решение или передав дело в следующую инстанцию, как и подобало Вам в соответствии с компетенцией Вашей судебной комиссии, так или иначе, избегая многообразной или столь тяжкой хулы в адрес упомянутого Ордена и в особенности меня лично, тем более, что зависело от Вас, чтобы этого не делать. Ибо я всегда и зачастую выказывал себя готовым подчиниться праву и святой Церкви Божьей, если вдруг и согрешил бы в чем-либо против нее, лишь бы мое заблуждение было установлено и расследовано законным путем, ведь и раньше не подобало, чтобы подлежало наказанию дело, в котором отсутствует вина, и по закону надлежит не затягивать тяжбу, особенно там, где возникает великая опасность и несогласие и где промедление вводит в соблазн как клириков, так и мирян, как в настоящем случае, — ибо Вы не выносите приговора и не передаете в другую инстанцию и, как это следует по закону, не объявляете свое решение, пребываю ли я в оном заблуждении или же нет, но обманываете и оговариваете меня, руководствуясь только личной волей или, скорей, по произволу, навлекая опасность и многие кривотолки с ущербом положению моему и моего Ордена. И чтобы опорочить меня еще больше, Вы часто призываете братьев моего Ордена[822], весьма подозреваемых самим этим Орденом по хорошо известным причинам, которые, будучи запятнаны позором собственных дел, подтверждают сие перед Вами, желая коснеть в своих прегрешениях, законно не обличенных решениями их судей; и в этом, навлекая позор и бесчестие на положение мое и моего выше упомянутого Ордена, Вы недопустимым образом, поддерживаете тех, на чьи лжесвидетельства Вы полагаетесь больше, чем на мою невиновность и чистоту, которую я готов доказывать и возвещать перед высшим Понтификом и всею Церковью. Вы же, не обращая внимание на упомянутое, необдуманно заставили меня явиться перед Вами в нынешнюю субботу по названной причине, чтобы умалить достоинство указанного Ордена и мое, хотя, по мнению добрых людей и всех вообще, я всегда пользовался доброй славой, каковой доброй славе Вы, в соответствии с правом, должны были внимать больше, чем противоположному ей, и тогда бы Вы не обрели во мне основания для такой склонности к оному пресловутому делу. Поскольку по поводу означенных тезисов или подобных им в недавнее время уже проводилось достаточное расследование и надлежащее разбирательство благочестивым мужем братом Николаем[823], специальным указом господина высшего Понтифика викарием, и так как не подобает по причине сказанного, как утверждает право, несколько раз проводить дознание по поводу одного и того же, то Вы в названном простерли против меня руку и серп на чужую жатву[824], чего не должны были или не смели (делать) из-за упомянутого. Посему, на основании сказанного полагая, что я Вами опорочен и что могу быть опорочен еще больше, и не только я, но также и мой выше упомянутый Орден, я обращаюсь в этой грамоте к святому апостолическому Престолу, подчиняя себя его решению в том, о чем следует речь, и вновь и вновь настоятельно требую отношение, имея в виду сию апелляцию и вручая Вам, названным комиссарам господина моего архиепископа Кёльнского, в качестве и вместо крайнего срока названного расследования упомянутую апелляцию для ее передачи в римскую курию[825], и даю Вам время до завтра, воскресение «Восславьте»[826], призывая во свидетельство указанного отдельных собравшихся здесь людей, и особенно Вас, Германа, именуемого Раце, и Бартоломея из Бохорста, присутствующих здесь общественных нотариусов». Когда же все это было прочитано, достопочтенный муж магистр Годфрид из (монастыря) святого Куниберта, каноник Кёльнской церкви, от имени и по настоятельному указанию упомянутых инквизиторов, изъявляющих свою волю и поручающих сие, ответил указанному апеллянту, что упомянутые господа инквизиторы готовы предоставить ему отношение в связи с оной апелляцией и что ввиду этого они назначают ему предпоследний день юридического срока для получения от них отношения в связи с достопамятной апелляцией. Совершено сие в комнате, расположенной у нижнего зала капитула Кёльнской церкви, спустя час после заупокойной мессы, отслуженной в той же самой церкви, в присутствии достопочтенных и благочестивых мужей: магистра Сиберта, провинциала Тевтонии в нижней Германии, брата Генриха де Аквила, бакалавра теологии, магистра Иоанна Фогеле, брата Тильмана из Люксембурга, лектора сентенций из кёльнского монастыря ордена блаженной Марии с горы Кармель, и брата Хугона, главного лектора, брата Иоанна из Моирсберга, из кёльнского монастыря Ордена блаженного Августина, брата Ламберта, лектора миноритов, и брата Романа, из кёльнского монастыря ордена миноритов, брата Иоанна, приора из Грайфенштайна, (а также) брата Теодорика из Вормса, брата Германа де Суммо, брата Иоанна Младшего и брата Иоанна из Дамбаха, из кёльнского монастыря Ордена проповедников, и прочих весьма многочисленных достойных доверия свидетелей, призванных и приглашенных для означенного.