Тотем и табу

Макленнан (1865) остроумно выводил существование экзогамии из остатков тех нравов, которые указывают на имевшее когда-то место похищение женщин. Он высказал предположение, что в первобытные времена мужчинам повсеместно полагалось добывать женщин из чужого рода, а брак с женщиной собственного рода «постепенно становился запретным в силу своей необычности». Преобладание экзогамии он объяснял, исходя из убеждения, что вследствие обычая убивать при рождении большинство детей женского пола в древних обществах наблюдалась нехватка женщин. Нас здесь не интересует, подтверждают ли фактические обстоятельства эти предположения Макленнана. Гораздо важнее тот факт, что гипотеза Макленнана не разъясняет, почему мужчины конкретной группы должны были отказываться от немногочисленных женщин своей крови (он попросту упустил из вида проблему инцеста; см.: Фрэзер, 1910).

В противоположность этому взгляду, другие авторы – возможно, с большим основанием – усматривают в экзогамии способ предупреждения инцеста[225]. Если оценить неуклонно возрастающую скрупулезность брачных ограничений среди австралийцев, то придется принять точку зрения Моргана (1877), Фрэзера (1910), Хауитта (1904) и Болдуина Спенсера[226]: эти правила, цитируя Фрэзера, «порождают ощущение преднамеренности» и направлены на достижение того результата, к которому действительно ведут. «Нет иных возможностей во всей полноте объяснить системы, одновременно столь сложные и столь общие» (Фрэзер).

Любопытно отметить, что первые ограничения, введенные посредством брачных классов, затронули сексуальную свободу младших поколений (касались инцеста между братьями и сестрами, а также сыновьями и матерями), между тем как инцест между отцами и дочерями прекратился только благодаря дальнейшему устрожению правил.

Но преднамеренность экзогамических ограничений сексуальности нисколько не объясняет мотивов, стоящих за введением этих ограничений. Откуда вообще берется страх перед инцестом, в котором мы вынуждены признавать корень экзогамии? Очевидно, что нас не удовлетворяет объяснение этого страха инстинктивным отвращением к половой близости с кровными родственниками, то есть ссылка на факт страха перед инцестом; социальный опыт показывает, что вопреки этому предполагаемому влечению инцест довольно часто встречается даже в современном обществе, а история свидетельствует, что инцестуозный брак фактически предписывался для привилегированных особ[227].

Вестермарк (1906–1908)[228] для объяснения страха перед инцестом указывает, что «между лицами, с детства живущими вместе, наблюдается врожденное отвращение к половой близости, а поскольку такие люди чаще всего являются кровными родственниками, это чувство находит естественное выражение в нравах и законе – как запрет полового общения между близкими родственниками». Хэвлок Эллис[229] (1914) оспаривает инстинктивность отвращения, однако в целом соглашается с данным объяснением: «Нормальное отсутствие проявления полового влечения в тех случаях, когда дело касается братьев и сестер или мальчиков и девочек, с детства живущих вместе, есть явление сугубо отрицательное ввиду полного отсутствия при этих обстоятельствах предпосылок, возбуждающих половое влечение… Между теми, кто рос с детства вместе, привычка притупляет все чувственные раздражения зрения, слуха и осязания, направляя привязанность к спокойствию и лишая власти вызывать необходимое эротическое возбуждение, производящее половую тумесценцию[230]».

Кажется примечательным, что Вестермарк видит в этом врожденном отвращении к половому общению с теми, с кем ты вместе рос в детстве, одновременно и психическое выражение биологического факта, гласящего, что кровосмешение губительно для рода. Биологическое влечение, о котором идет речь, едва ли настолько ошибалось бы в своем психологическом выражении, едва ли распространялось бы и на кровных родственников, близость с которыми губительна для продолжения рода, и на совершенно безобидных в этом отношении товарищей по дому и очагу. Не могу также удержаться от того, чтобы не процитировать замечательные возражения Фрэзера на соображения Вестермарка. Фрэзер находит непонятным, почему ныне сексуальное чувство почти не противится половой близости с товарищами по очагу, между тем как страх перед инцестом, который, по Вестермарку, есть производное от этого отвращения, столь разросся. Впрочем, другие замечания Фрэзера еще рассудительнее, и я приведу их полностью, ибо они подкрепляют мои собственные доводы, высказанные в очерке о табу.