Тотем и табу

Из анализа многих невротических женщин мы узнали, что в раннем возрасте они завидовали своим братьям, наделенным признаком мужественности, и чувствовали себя обделенными и униженными из-за отсутствия этого признака (собственно, из-за его уменьшенного размера). Мы включаем эту «зависть к пенису» в «комплекс кастрации». Если понимать под «мужским» в том числе стремление быть мужественным, тогда этому поведению будет соответствовать обозначение «мужской протест»; данное определение ввел Адлер с намерением объявить этот фактор общей характеристикой невроза[356]. В юном возрасте маленькие девочки нередко не прячут ни зависть, ни проистекающую из нее враждебность по отношению к любимым братьям. Они даже пытаются мочиться стоя, как братья, чтобы доказать мнимое половое равноправие. В описанном выше случае, когда женщина принималась после полового акта бить своего мужа, которого на самом деле искренне любила, я смог установить, что этот этап имел место до выбора объекта. Только позже либидо девочки перенаправилось на отца, и тогда вместо пениса она захотела ребенка[357].

Ничуть не удивлюсь, если в других случаях временная последовательность появления этих позывов будет обратной, если эта часть комплекса кастрации проявит себя лишь после того, как состоится успешный выбор объекта. Но «мужская стадия» развития девочки, когда мальчикам завидуют из-за пениса, всегда более ранняя и всегда ближе к первоначальному нарциссизму, чем к объектной любви.

Некоторое время назад мне довелось ознакомиться со сновидением одной новобрачной, и это сновидение можно истолковать как реакцию на потерю девственности. Оно выдавало спонтанное желание женщины кастрировать своего молодого мужа и оставить его пенис себе. Конечно, допускалось и более невинное истолкование – мол, она желала продолжения и повторения полового акта, однако некоторые подробности детали не укладывались в этот смысл, да и последующее поведение женщины-сновидицы предполагало необходимость иного, углубленного толкования. За завистью к пенису угадывается враждебное ожесточение женщины против мужчины, которое никогда целиком не исчезает в отношениях между полами и которое отчетливо проявляется в стремлениях и в литературных произведениях «эмансипированных» женщин. В своем палеобиологическом рассуждении Ференци проследил эту женскую враждебность – не знаю, первым ли среди ученых – вплоть до той эпохи, когда два пола стали разделяться. Сначала, по его мнению, совокупление происходило между двумя сходными особями, одна из которых развилась в более сильную и принудила более слабую особь к половому соединению. Чувство горечи и ожесточения, обусловленное этим подчинением, до сих пор проступает в нраве современных женщин. Не думаю, что такого рода спекуляции заслуживают упрека, если не придавать им слишком большого значения.

После этого перечисления мотивов парадоксальной реакции женщин на дефлорацию, следы которой сохраняются во фригидности, мы можем подвести итог и сказать, что незрелая сексуальность женщины высвобождается через мужчину, который первым знакомит ее с половым актом. Если так, то табу на девственность выглядит достаточно разумной предосторожностью, и мы можем понять правило, согласно которому именно мужчина, намеренный вступить в совместную жизнь с этой женщиной, должен избегать таких опасностей. На более высоких ступенях культуры значимость этих опасностей уменьшается ввиду как предполагаемой покорности женщины, так и, несомненно, других мотивов и побуждений; девственность рассматривается как собственность, от которой мужа не призывают отказываться. Но анализ помех в браке показывает, что мотивы мести со стороны женщины за дефлорацию далеко не полностью угасают даже в душевной жизни культурных женщин. Думаю, внимательный наблюдатель примет в расчет, сколь велико число случаев, когда женщина остается холодной и чувствует себя несчастной в первом браке, тогда как после его расторжения становится нежной женой, способной осчастливить второго мужа. Архаическая реакция, так сказать, исчерпывает себя на первом объекте.

Табу девственности при всем том и в иных отношениях сохранилось в нашей культурной жизни. Оно известно народной душе, а поэты иногда обращались и обращаются к нему в своем творчестве. В одной комедии Анценгрубера[358] показано, как простой крестьянский парень медлит с женитьбой на суженой потому, что она «девка, за которую первый поплатится жизнью». По этой причине он соглашается, чтобы она вышла замуж за другого мужчину, и готов взять ее вдовой, когда она перестанет быть опасной. Само название пьесы «Яд девственности» заставляет вспомнить о привычках заклинателей змей, по наущению которых ядовитые гадины кусают кусок ткани, а потом с ними уже можно безопасно иметь дело[359].