Ясно. Макс «встретился» с Олегом и помог ему «вспомнить».
Вдох. Выдох.
— Он жив?
Может, не стоило спрашивать?
— Да. — Макс обиделся, и это радует. Всё-таки помню прозвище, которое дала ему восемь лет назад. Чудовище.
— Я думала, что ты уехал.
— Куда? — удивился он. Искренне.
— Домой. Утром я пришла… утром я увидела горничную в пустом номере и решила, что ты…
— Ты ко мне приходила? — серьёзный взгляд, весомый вопрос.
— Хотела извиниться, даже речь написала.
— Написала? Речь? Какой длины?
— Маленькую. Хотела извиниться за вчерашнее и сказать, что если ты пытался заслужить прощение, то добился этого.
— Я не пытался заслужить прощение.
Какое-то время мы сидели молча, глядя себе под ноги. Вернее, я смотрела под ноги, насчёт Макса не знаю. Я придумывала способ объяснить вчерашнее поведение, но разве такое объяснишь?
— А ты, случаем, с Димой не связывалась? — Я кивнула, и Макс хлопнул себя по колену. — Теперь всё понятно, а то я гадал, что он имеет в виду.
— Я думала, что ты уехал насовсем, и попросила передать тебе «спасибо».
— Спасибо? Никакого «спасибо» он не передал.
Макс достал телефон и показал мне сообщение:
«учти что пара безбашенная трусиха»
Маленькая зараза. Ни одного знака препинания, а ещё умничает.
— Как ты меня нашёл?
Макс ткнул взглядом в мой телефон, и по спине пробежал холодок. Не позвонил, не предупредил, а выследил. Сразу вспоминаешь, кто он, и как мы встретились.
— Кто ты, Макс?
— А ты, Лара?
Логично.
— Спасибо тебе.
Мне не нужно знать, кто он, чтобы быть ему благодарной.
Макс пожал плечами, изображая вполне убедительное равнодушие.
И что теперь? Извиниться за вчерашнее? Молчать? Сознаться, что я сделала его козлом отпущения из-за собственного бессилия и страха? Что его грех — это капля по сравнению со всем остальным?
Я не знаю, что делать. Рядом с Максом я за себя не отвечаю.
— Не хочу тебя обидеть, Лара, но в вашем городе — отвратительная еда. Давай попробуем найти нормальное место? Мне посоветовали парочку ресторанов, можно проверить.
Вопросительно подняв брови, Макс протянул мне руку. Книголюб.нет
Мы прыгали по ухабам в течение двух часов, потом сдались и запарковались около одного из рекомендованных ресторанов. Выбрали столик на веранде, заказали еду, и тогда я сделала глубокий вдох и извинилась за вчерашнее.
— Внутри меня — едкая тьма. Иногда она берёт верх, и я задыхаюсь. Боюсь жить, но не хочу умирать.
— Я знаю. Тебе не нужно ничего объяснять.
— Нужно. Вчера тьма взяла верх, и я выпустила её на тебя. Незаслуженно. Меня разозлило, что ты солгал моим родителям, и что им понравилась твоя ложь. А сегодня я сама напридумывала ещё больше и рассказала маме сказку про мою несуществующую жизнь.
— Если ты расскажешь родителям всю правду, они больше никогда не смогут смотреть тебе в глаза. Не простят себе того, что даже не попытались тебя спасти. Что поверили Олегу. Ты придумала компромисс.
— Этот компромисс — ложь. Мама представляет меня прекрасной фотомоделью, сострадательной медсестрой и счастливой женщиной.
— А на самом деле?
Сложив руки на столе, я положила на них голову.
— А на самом деле у меня никогда не было постоянной работы. Я только временно замещаю других медсестёр, потому что тьма может заглотить меня в любой момент, и тогда я не могу работать. Я настолько далека от счастья, что об этом не хочется и говорить. А фотомодель… меня снимали без головы. Я могу взять любую картинку, отрезать голову и показать её маме, сказав, что это — я.
— Как это, без головы? Совсем?
— Да. — Во мне поднимался смех, дурной, горький. — Совсем. В каталогах так иногда рекламируют бельё, пижамы и чулки. — Я засмеялась, ударяясь лбом о сложенные на столе ладони. — Безбашенная Лара.
Макс тоже засмеялся, мягко, осторожно.
— Никогда не видел безголовых моделей.
— Меня пытались снимать целиком. — Говоря это, я захлёбывалась смехом. Истерическим. — Но подводило выражение лица. Меня постоянно накачивали транками… транквилизаторами, и я была никакая.
Я подавилась смехом и замолчала.
Макс замер, закрыв глаза. На его месте я бы встала и ушла.
Нет, не так. На его месте я бы вообще за мной не приезжала.
Принесли закуски. Молчание стало невыносимым, как будто наши отношения растянулись до предела и больше не могли вместить ни капли правды.
— Макс, будет лучше, если ты уедешь.
— Кому будет лучше? — Вручив мне вилку, Макс указал взглядом на еду. — Чем я тебе мешаю? Я тебя о чём-нибудь просил? Требовал особых чувств? Может, я к тебе приставал? — Макс изогнул брови, намекая на вчерашнее.
— Если ты не уедешь, я захочу большего, и тогда всё испортится.
— Когда захочешь, тогда и поговорим. Ешь, а то снова придётся питаться картоном из забегаловки.
Когда мы ехали обратно в гостиницу, в моих мыслях царила пугающая тишина. Улыбнувшись, я послала Диме сообщение с одним словом — «Шрек», и в ответ получила картинку с оттопыренным большим пальцем.
Я остановилась около номера, точно зная, что хочу сказать, но всё ещё набираясь смелости. После вчерашнего просить о таком очень непросто.