Тот, кто меня разрушил

— Макс! — Он вздрогнул и отступил к своей двери. Ага, значит, я его сильно задела вчерашней выходкой. Глубоко. — Не мог бы ты лечь со мной?　

— Лечь?　

Он боится, что вчерашняя ночь повторится. Прислонился к двери, как будто ищет опоры, и недоверчиво сверлит моё лицо взглядом.　

— Прости, я сморозила глупость. Спокойной ночи.　

Приняв душ, я разобрала постель. Оставила щель между шторами, как всегда, чтобы был хоть какой-то свет. Знаю, что проснусь посреди кошмара и буду искать спасения от едкой тьмы. Свет — моё спасение. Макс — тоже. Он держит меня на плаву. Макс, который…　

…который постучал в мою дверь и, стоя в коридоре в пижамных шортах и босиком, спросил:　

— Просто лечь?　

— Да.　

Макс лёг на спину, закинул руки за голову и следит, как я осторожно подбираюсь к другой стороне кровати. Всё не так, как вчера, во мне совсем нет тьмы, напоследок осталась только печаль. Забираюсь под одеяло, смотрю на его профиль, и мне вдруг становится подозрительно хорошо. Спокойно. Даже клонит в сон. Меня никогда не клонит в сон. Обычно я рушусь на кровать, обессиленная и в ожидании кошмара, а тут лежу рядом с мужчиной и любуюсь его профилем. Глаза закрываются, и я тру их кулачками, как ребёнок.　

— Ты долго будешь меня гипнотизировать? — интересуется Макс. Нервничает.　

— Повернись ко мне спиной.　

Сглатывает. Решает, что делать. Пытается разгадать мою задумку, но не может.　

Потом сдаётся. Поворачивается, ложится на бок, и я вижу на его спине шрамы. Провожу по ним пальцем, и он вздрагивает.　

— Служил, — и никаких пояснений.　

Я не отвечаю, потому что в моей голове идёт внутренний диалог: «Видишь, Лара, ему тоже больно, у него тоже шрамы, а значит, он — такой же, как ты, он поймёт. Рядом с ним ты сможешь заснуть».　

Придвигаюсь ближе, прижимаюсь к напряжённой спине и сгибаю ноги. Копирую его позу, и получается, как будто Макс сидит у меня на коленях. Знаю, что это странно, но мне нужно касаться его всем телом. Кожа к коже. Обнять, притянуть сильнее и уткнуться носом в шрам на спине.　

Я стараюсь подкараулить тьму, которую Макс затоптал в себе, спрятал от меня. Засыпая, разговариваю с ней, заверяю, что не боюсь, что жду встречи. Что научусь доверять Максу.　

Почти верю себе самой.　

— Я не заслуживаю того, что ты мне даёшь, — шепчу губами по коже.　

Большего не скажу, но пусть знает, что я — никакая. Выпотрошенная. Не подлежащая восстановлению.　

— Ты… — хрипло начинает Макс, но я закрываю ладонью его губы.　

— Нет, Макс, пожалуйста, не спорь. Мне нужно, чтобы ты знал правду.　

Мягко провожу губами по его спине, пристраиваюсь щекой к неровному шраму. Кожа к коже. Тьма к тьме. Веки смыкаются, тяжёлые, налитые сном.　

Макс кладёт руку поверх моей, и я парю от удовольствия.　

Я вся пронизана его теплом. Его прощением.　

Макс не дышит, а я уже сплю. Пусть не дышит, пусть не двигается. Пусть только попробует уйти.　

**********　

Головная боль была такой сильной, что ныли даже зубы. Солнечный свет пытался раздвинуть шторы, извещая о разгаре дня и ударяя в глаза. Если верить красным тире электронного будильника, то в данный момент было 9:30 утра, и я проспала всю ночь, ни разу не проснувшись. Отсюда и головная боль — отравление сном. Слишком много, сразу, без единого кошмара.　

Я лежу на левом боку, а Макс — за моей спиной, в точности копирует мою вечернюю позу. Колени согнуты, и я «сижу» на них, а в мою поясницу упирается его «доброе утро». Пытаюсь отползти в сторону, но меня останавливает его рука, та самая, которая покоится под моей грудью.　

— Ещё рано, — бормочет он, отодвигая ноги, чтобы я больше не чувствовала его возбуждение. — Полежим ещё немного.　

— Я вернусь.　

Принимаю таблетки от головной боли и, жмурясь, задвигаю шторы. Зеркало отражает неуверенность в глазах и мужчину в моей постели. Желанного. Приглашённого мною. Следящего за мной в этот самый момент. Я возвращаюсь в постель, и Макс прячет выдох облегчения. Полагаю, что Юлий Цезарь назвал бы этот момент «перейти Рубикон»: если мы сделаем следующий шаг, обратного пути уже не будет.　

Я готова перейти Рубикон.　

Вписываюсь в руки Макса, сажусь на его колени и снова чувствую его желание. В такие моменты лучше вообще не думать, но со мной творится что-то странное. Ёрзаю, не могу устроиться, прижимаюсь ближе. Списываю странные ощущения на головную боль и вдруг с опозданием понимаю, что проблема в том, что я хочу Макса. Не проверять же, но, кажется, всё дело в этом. Он тоже заметил мои ёрзанья и сдвинул руку, задевая сосок. Потрясающий женский рефлекс — моё тело тут же потянулось к его рукам, выгнулось. Я оседлала его колено и задвигалась на нём, не веря своим ощущениям.　

— Скажи, что мне сделать, Лара. Только скажи.　

Возбуждение сошло на нет, как будто кто-то захлопнул дверь мне в лицо.　

— Ничего не надо делать.　

Пытаюсь высвободиться, и Макс сразу отпускает. Не удерживает, не успокаивает. Знает, что я должна разобраться в своих ощущениях. Я пытаюсь, честно, но опыта нет. Никакого. Хочу сбежать, жаждая остаться. Поэтому в нерешительности сижу на постели, гадая, каково это — желать близости и не бояться её.