Через пару недель после того, как мы устроились на новой квартире, я возвращался из школы домой и, задумавшись о своем, машинально пошел в старую квартиру. Здания были похожи, и я нырнул в подъезд, ничего не заподозрив. Медленно поднялся по лестнице на второй этаж. Может быть, я даже напевал про себя песню группы «Ти́слам». Толкнул дверь, которая когда-то была нашей, и просто вошел. Новые жильцы практически ничего не изменили в квартире, и старый коричневый диван, который мы оставили, стоял на том же месте в гостиной. Я все еще был погружен в свои мысли, и окружающая обстановка показалась мне достаточно знакомой, я бросил сумку у входа, как всегда это делал, крикнул: «Привет, мам» – и рухнул на диван. Вдруг из кухни появилась незнакомая женщина в фартуке и изумленно на меня посмотрела.
– Извини, – сказала она, – а ты кто?
– А вы кто? – спросил я с вызовом, полагая, что лучшая защита – это нападение.
– Что значит «кто»? Я здесь живу! – Она уперла руки в бедра.
Я огляделся. Посмотрел на каждый предмет обстановки, на каждую картину на стене, и до меня начало доходить. Вместе с пониманием пришло и жгучее чувство стыда.
– Минутку, – сказала женщина, и у нее в глазах сверкнула искорка узнавания. – Ты ведь сын Дани и Захавы? Пары, которая жила здесь до нас, верно?
– Верно, – признался я и поднялся с дивана.
– Так что случилось? – спросила она, дружелюбно глядя на меня. – Заскучал по старому дому?
– Нет, что вы, просто… Извините, – запинаясь, пробормотал я и побыстрее убрался оттуда.
За этим меня и застает Ноа, появляясь в гостиной:
– О чем ты думаешь?
– О твоей идее, – отвечаю я, а сам думаю, что я еще не поговорил с ней о том, что сегодня произошло в клубе.
– Давай включим телевизор, – говорит она. – Может, покажут, что случилось у Авраама и Джины.
– Ладно, – соглашаюсь я и ищу под подушками пульт, но про себя думаю, что должен поговорить с ней о том, что сказал мне Шмуэль. Я должен поговорить с ней об этом, я должен с ней поговорить…
– Между прочим, – произносит она, прежде чем я успеваю открыть рот. – Йотам заходил и сказал, что его мама хочет с тобой встретиться.
– Хорошо, – говорю я и включаю телевизор. В углу экрана появляется карта с названиями улиц.
«Вдруг я услышала “бум”», – тяжело дыша, рассказывает свидетельница происшествия. «Вдруг я услышал “бум”, – рассказывает продавец обувного магазина, и его лицо кривится в невольной судорожной улыбке. «Что за “бум”? – думаю я. – Какой еще “бум”?»
Песня
Хочется жить, раз —
ради твоих глаз,
два —
ради неба, чья синева,
три —
дальше смотри,
четыре —
все шире
и шире!
Не хочется – факт —
угодить в теракт,
ни ныне, ни впредь, —
умереть:
на плаху к палачу
не хочу.
Хочется жить – пять —
одолевать —
шесть —
эту жесть —
семь, восемь —
лето и осень,
девять —
мне есть что тут делать.
Не хочется, факт,
угодить в теракт,
ни ныне, ни впредь, —
умереть:
на плаху к палачу
не хочу.
А хочу я на пляже спать,
опять и опять,
о благодать —
сабих жевать
и любить тебя до конца,
до конца —
не хочется
угодить в теракт —
ни ныне, ни впредь, —
умереть:
на плаху к палачу
не хочу[63].
_________________________________
Слова и музыка Давида Бацри.
Из альбома группы «Лакрица»
Песня
Самиздат, 1996
Дом четвертый
В конце концов она сама за мной пришла. Постучала в дверь утром, когда Йотам был в школе, и тихо сказала:
– Это мать Йотама.
Я открыл дверь. Я уже видел ее раньше, она развешивала белье, выходила из машины, садилась в нее. Но сейчас она впервые стояла передо мной. Седина в волосах. Темные озера под глазами. Опущенные плечи. Женщина, которая когда-то была красивой, это видно по чертам лица.
– Могу я пригласить тебя на чашку кофе? – спросила она.
И я ответил:
– Да, разумеется. – Она ни слова не сказала о цели приглашения. В этом не было необходимости. – Я только переоденусь, – извинился я, а она, нервно сжав руки, сказала:
– Я подожду тебя на улице.
Я сменил спортивные штаны на джинсы, свитер с пятнами на свитер без пятен и подумал: «Было ясно, что это произойдет, так чему же ты удивляешься? Чудо, что это не случилось раньше». Я нажал «сохранить» на компьютере, чтобы не потерять задание, над которым работал, и вышел на улицу. Было очень холодно. Ветер забирался в рукава и леденил мне спину. Мать Йотама направилась не через пустырь, а длинным путем и жестом пригласила меня следовать за ней. «Ну да, – думал я, обнимая себя за плечи, – не станет же она прыгать с камня на камень». Возле их двери она остановилась, повернулась ко мне и спросила:
– Ты ведь никогда не был здесь, верно?
«Один раз был, – подумал я про себя, – просто по ошибке». Однако ей сказал:
– Верно.
Мы зашли в дом, и у меня кровь застыла в жилах.