Тоска по дому

– Амир? – кричит она из душа слишком невинным голосом, и я иду в ванную. Может, они вместе принимают душ после всего? За шторкой их не видно, а я вдруг вспоминаю сцену в ванной из «Психо», но у меня нет ножа. – Привет. – Она отдергивает занавеску. С ней никого нет. Она одна. Одна. Моя фантазия разбивается на тысячи осколков, взлетающих в воздух, словно в замедленной съемке. Я опускаю крышку унитаза и сажусь. – Ты не поверишь, что со мной было, – опережает она меня. Почти каждая ее история начинается с «ты не поверишь, что со мной было», – хотя потом может оказаться, что на нее пролили в кафетерии кофе или что Хила в пятый раз на этой неделе нашла любовь всей своей жизни. Но то, что она рассказывает сейчас, и вправду звучит невероятно. – Один араб, – говорит она, – из тех строителей, что работают у Мадмони, пришел в дом Авраама и Джины. Он утверждал, что его семья владела этим домом в 1948 году и что его мать спрятала в стене какую-то ценную вещь. Джина хотела его прогнать, но Авраам ей не дал и заявил, что этот рабочий – Нисан, их сын, умерший в двухлетнем возрасте, и что никто не посмеет его тронуть.

– Что?

– Клянусь тебе. После операции Авраам совсем свихнулся. Я говорила тебе, что Джина приводила к нему экзорциста? Похоже, не очень-то он ему помог.

– Погоди. А ты где была в это время?

– Сидела с Лилах. А потом пришла Сима и позвонила в полицию, потому что этот араб начал вынимать у них кирпичи из стены.

– И полиция приехала? – спрашиваю я, слизывая с верхней губы случайную каплю воды.

– Если бы только полиция! Кого здесь только не было! Сначала прибыли полицейские и поднялись вместе с Симой наверх, к Аврааму и Джине, а через несколько минут, раздался выстрел.

– Выстрел?

– Не паникуй. Никто не пострадал. Просто один из полицейских случайно выстрелил. Но сразу после выстрела сюда заявилась вся округа, ты не поверишь! Они орали, как на демонстрации. А под конец подтянулась даже съемочная группа с телевидения.

– А как на телевидении узнали, что надо послать съемочную группу?

– Не знаю. Но приехали они довольно быстро. Может, сегодня это покажут в новостях.

– А ты что-нибудь фотографировала?

– Да где там! Я же все это время торчала внизу, с Лилах, а она беспрерывно плакала, и мне приходилось ее успокаивать. Чего я только не делала, разве что не пыталась дать ей грудь. Но ты не волнуйся, для дипломного проекта у меня уже есть идея.

Она закрывает воду и просит подать ей полотенце.

– Так что за идея? – спрашиваю я и отхожу в сторону, чтобы освободить ей место.

– Связаться с арабами, которых изгнали из Кастеля в сорок восьмом году, – говорит она, – и предложить им сфотографироваться всей семьей на фоне дома, в котором они жили. С табличкой на двери, написанной на иврите. Здесь же – бельевые веревки, на которых сушится белье военного образца, какое выдают выпускникам офицерских курсов. Арабы будут позировать как на классических семейных фотографиях, возможно даже, я попрошу их улыбаться, для большего драматизма. Что скажешь?

– Восхитительное тело, – говорю я, глядя на нее голую. У нее такая гладкая кожа…

– О моей идее, – говорит она, несильно хлестнув меня мокрыми волосами.

– Очень мощно, – искренне говорю я. Но тут же добавляю: – Вот только насчет улыбок у меня есть сомнения. Это может выглядеть цинично.

– Верно, – говорит она, протискиваясь мимо меня, и идет в спальню. – На всякий случай сниму их и с улыбками, и без улыбок. Посмотрим, что будет лучше.

– Подожди. Ты не все рассказала. Что в итоге стало с этим арабом, который работает у Мадмони?

– С ним все плохо, – кричит она, и ее голос звучит глухо: видимо, она как раз сейчас просовывает голову в спортивную майку. – Цепочку у него конфисковали, а его самого арестовали. Хотя вряд ли он опасен… Ты бы его видел! Он старик и всего-то хотел посетить дом, в котором когда-то жил. Даже Сима в конце концов его пожалела.

Пока Ноа одевается, я думаю об этом рабочем и вспоминаю: когда наша семья перебралась в Иерусалим, мы спустя три месяца должны были переезжать на другую квартиру на той же улице. Не знаю почему. Что-то связанное с договором аренды, если я правильно понял разговор родителей на английском, которым они пользовались в подобных случаях. Так или иначе, мы упаковали все в ящики, завернули в газеты стаканы и стали дожидаться братьев Хен, перевозчиков, которые на самом деле были не братьями, а отцом и сыном.