– Ну вот что, Йоти, давай к нему сходим.
– Но ведь он в супермаркете.
– А мы попробуем. Самое худшее, его просто не будет дома.
Мама надела длинное черное пальто, и мы вышли на улицу. Спускаясь по лестнице, я подумал, что никогда не шел к Амиру этой благоустроенной дорогой. Я всегда шел через пустырь, это короче, а теперь мы спустились с лестницы, пошли по тротуару, свернули налево, зашагали по асфальту, совсем рядом, но не касаясь друг друга, поднялись по лестнице, ведущей к дому семьи Закиян, – сильный ветер едва не швырнул меня на маму, но в последнее мгновение мне удалось удержаться на ногах, – и продолжали подниматься вверх, и все это время я надеялся, что Амир успел уйти в торговый центр. И действительно, когда мы добрались до Закияна, Моше стоял на улице с сигаретой в руке и приветствовал нас:
– Добро пожаловать! Добро пожаловать!
А мама указала на вымощенную серыми плитками дорожку и спросила:
– Там квартира студентов?
И Моше ответил:
– Да, но он только что вышел, а ее нет дома. Вы хотите что-нибудь им передать?
И мама сказала:
– Нет, мы придем в другой раз.
И Моше сказал:
– Можете зайти к нам, выпить чего-нибудь.
На это мама ответила:
– Нет, спасибо, в другой раз.
С тех пор как не стало Гиди, моя мама часто использует это выражение – «в другой раз». Она говорит это всем подругам, которые звонят ей и приглашают в гости, и мне, когда я прошу ее помочь с домашним заданием. «Теперь, – подумал я, – и день рождения она мне устроит “в другой раз”». Мы развернулись и направились к нашему дому, и, когда мы спускались по лестнице на улицу, мама погладила меня по голове. В первую секунду я сильно удивился, даже не понял, что коснулось моей головы, и чуть не ударил по ее руке, а когда понял, мне стало очень приятно, и я пошел медленнее, чтобы попасть в ритм этого поглаживания. И тут мама сказала:
– Йоти, скажи этому студенту, чтобы при случае он заскочил к нам, хорошо?
И я ответил ей:
– Ладно, мама. – Но я точно знал, что ничего Амиру не скажу, потому что хотел сохранить Амира только для себя.
Когда Ноа и Амир возвращаются из супермаркета, их дом полон запахами стряпни.
– Похоже, – говорит он, отодвигая в сторону заслонку, прикрывающую окошко в стене, – Моше и Сима решили помириться.
– Похоже, – отвечает Ноа, – иначе Сима не стала бы готовить ему куриную грудку в грибном соусе.
– С молодой картошечкой, – добавляет Амир, – а лук по краям подгорел.
Они продолжают стоять под окошком в стене и угадывать по запаху – есть у них такая забава, – что именно Закияны будут есть нынче вечером.
Потом, возможно, потому, что они остались голодными, а может, потому, что по телевизору показывали документальный фильм о том, как некоторые люди издеваются над собаками, атмосфера в гостиной сгустилась. Каждый из них погрузился в собственные заботы. Ноа в уме перебирает имена сокурсников, уже выбравших тему дипломного проекта, и мысленно казнит себя за то, что ничего не делает. Амир размышляет о клубе и о прозрачном Шмуэле. О том, что завтра его ждет еще один бесцветный день. Разговаривать они не могут из-за громко орущего телевизора. Они не прикасаются друг к другу, потому что этого им совершенно не хочется. Перед ними стоят две миски с наскоро приготовленным невкусным супом, обе нетронутые. И диван неудобный, и обогреватель не греет, и по потолку во все стороны расползается пятно сырости. «Лучше лечь спать», – думает Ноа, но не двигается с места. «Настроения здесь изменчивы, как погода в письмах Моди», – думает Амир и лупит кулаком в подушку. «Пусть он первым ляжет в постель, – думает Ноа, – я хоть посижу без него». – «Пусть она ляжет в постель первой», – думает Амир и тут же пугается собственных ядовитых мыслей. Он протягивает Ноа руку, и она сплетает свои пальцы с его пальцами. Своей ногой в носке он касается ее ноги в носке. Она смотрит на него и говорит:
– Все хорошо?
И он с тоской в сердце отвечает:
– Да, а почему ты спрашиваешь?
И она в легкой панике отвечает:
– Да нет, просто так.
– А у тебя? Все хорошо? – спрашивает он и смотрит на ее губы, когда она отвечает:
– «Сегодня уже не умирают от любви».
И он продолжает песню Боаза Шараби, подражая его гортанному голосу:
– «И не беда, если не найду ответ».
Она улыбается, но улыбка идет не изнутри, а словно приклеена к ее лицу. Она выключает телевизор и говорит:
– Ужасная программа, – и спустя несколько секунд добавляет: – Сплошная депрессия.
И он гонит от себя внезапно подступившую мысль о бегстве.
– Ты права, – говорит он. –