Тоска по дому

– У меня сегодня тоже был сумасшедший день, знаешь что, давай решим, что с этой минуты мы будем друг с другом милыми и добрыми.

Он подумал: «Как можно такое решить?» – но проглотил колкость и попытался сменить тему.

– Ты знаешь, – он шагает за ней в спальню, – Сима и Моше не прекращают ссориться, они все время кричат. Я стараюсь не прислушиваться, но стены здесь такие тонкие.

– Да, – говорит она, – я не вижу, чем это дело с детским садом может закончиться. Я не представляю себе, что он уступит, и уж точно не вижу возможности, чтобы уступила она. Только бы они не развелись и нам не пришлось бы искать другую квартиру.

– Это немыслимо, – говорит Амир, обиженно надувая губы. – Мы еще даже не оформили скидочную карту в «Доге»!

– Ага, – смеется Ноа и продолжает: – А я еще не научилась ходить здесь по плиткам и не падать! А местные водители не начали подвозить меня к большому мосту.

– Стоп. – Амир вдруг хмурится. – С каких это пор ты ездишь на попутках?

– Здесь все так делают, – отмахивается Ноа. – Это совсем не опасно. Стоят на углу улицы, и если тебя узнают, то берут в попутчики и везут через большой мост. Это совсем близко.

– Ладно, – говорит Амир, пытаясь мягким тоном загладить шероховатости, внезапно возникшие в разговоре. – Ялла, мы заболтались, а скоро начнутся «Секретные материалы».

И оба они вразвалочку направляются в гостиную. Он усаживается в кресло. Она садится на него. Тогда он слегка отодвигается в сторону. Громко вибрирует вступительная музыка. Появляются первые титры перевода: «Истина где-то там».

В голове Ноа внезапно проносится бунтарская мысль: весь день я в дороге, таскаюсь туда-сюда. Если Сима и Моше расстанутся и нам придется оставить эту квартиру, я уйду. Найду себе другую в Рехавии. В компании с еще одной девушкой. И с белым балконом.

В голове Амира тоже проносится бунтарская мысль: как-то тесновато здесь в этом креслице.

А камера приближается к поляне в лесу: группа людей в мантиях молится дьяволу. Фокса Малдера, естественно, там нет. Дана Скалли прячется за кустом. Музыка становится громче. Еще громче. Барабаны вот-вот лопнут. Истерически визжат скрипки. Амир ерзает в кресле, пытаясь устроиться поудобнее.

– Остановка – пятнадцать минут! – объявляет Моше в серебристый микрофон.

Из задней части автобуса кто-то кричит:

– Сколько?

И Моше снова наклоняется вперед.

– Четверть часа, – повторяет он и терпеливо ждет, когда выйдет последний пассажир. Он смотрит в зеркало, обозревает и оценивает. Обычно старики выходят последними. Шаги мелкие, медленные, скрипучие. Но на этот раз последним ковыляет по проходу солдат, проспавший всю поездку. Винтовка болтается за спиной, и он ладонью хватает ствол, чтобы тот не ударился о дверь на выходе. И все-таки удара о дверь избежать не удалось. Прикладом. Моше выбрался из узкого пространства между сиденьем и металлической коробкой для монет, бросил последний взгляд на ряды сидений и выкатился наружу. Жестокий ветер обжигает лицо. Перекресток Масмия выглядит как после землетрясения. На остановке с отломанным козырьком валяется на черном асфальте железный столб с перечнем маршрутов. Повсюду разбросаны рекламные листки «Доктор Таракан – дезинсектор ООО». Между двумя автомобилями брошена перевернутая тележка супермаркета, хотя никакого супермаркета поблизости нет. Только огромная и несколько угрожающая автозаправочная станция и буфет, где можно купить питу с омлетом, с хумусом, с салатом и с острым соусом. Деликатес. Из-за этой питы Моше любит здесь останавливаться. Но сегодня у него нет аппетита. С самого утра у него в горле застряла тревога. Их ссора с Симой все продолжается и затягивается, а вчера, когда он вернулся домой, она снова от него отвернулась. Что ему теперь делать? Не размышляя, почти машинально, Моше идет к телефону-автомату и звонит своему брату, раввину.

– Надеюсь, что я не мешаю, уважаемый раввин Закиян, – говорит он. И брат, посмеиваясь, успокаивает его:

– Боже упаси, ты случайно застал меня на перерыве между занятиями, и, кроме того, дорогой мой брат, для тебя у меня всегда есть время. Что случилось?

Моше начинает рассказывать, сначала нерешительно, полуфразами, но постепенно входит во вкус. Все слова, которых ему не хватало вчера с Симой, вдруг чудесным образом находятся сами собой.

– Для меня Бог – это дом, – говорит Моше, – а для Симы – тюрьма. Для меня Бог – это мир и покой, а для нее – неустанное всевидящее око.

Менахем слушает терпеливо, время от времени хмыкая, давая понять брату, что он все еще на линии. И только когда Моше закончил свой рассказ и замолчал, Менахем вздохнул и сказал:

– Я поддерживаю тебя, полностью поддерживаю.

А Моше спрашивает:

– Но каково твое мнение? Что ты думаешь?

И Менахем отвечает:

– Что я думаю, не имеет значения, а скажу я вот что: «Свет сияет на праведника, и на правых сердцем – веселие»[23].

Но Моше, не совсем уверенный, что понял всю глубину библейского стиха, упорствует и снова спрашивает:

– Но что именно мне делать?