– У него был чан, наполненный водой, из которого торчали во все стороны намагниченные железные стержни, и пациенты, следуя указаниям Месмера, прикладывали конец стержня к болезненному участку тела.
– И это работало?
– По-видимому, да. Или люди убеждали себя, что это работает. Когда я был маленьким, мать водила меня в клинику, к доктору Шнайдтшеру, и я сразу чувствовал себя здоровым.
– А моя мать вообще не верила врачам. У нее от каждой болезни было собственное лекарство. И мы никогда не болели больше пары дней, ни моя сестра Мирит, ни я.
– Судя по всему, твоя мать – интересная личность, но, как бы там ни было, завершая историю доктора Месмера, добавим, что у него появлялось все больше пациентов, люди месяцами ждали очереди, чтобы попасть к нему на прием, и в конце концов он основал общество и создал школу, в которой учил пользоваться его методами лечения, что привлекало к нему все новых пациентов…
– До того как…
– Откуда ты знаешь, что было «до того как…»?
– В таких историях всегда есть «до того как…».
– До того как парижским врачам не надоел этот Месмер, крадущий у них пациентов, и они создали специальную комиссию для проверки его методов. Комиссия определила, что лечение магнитами лишено научного обоснования и запретила Месмеру продолжать практику.
– И он прекратил?
– Да. Но его ученики продолжали использовать магниты. Негласно. В книге пишут, что еще и сегодня, спустя двести лет, последователи Месмера устраивают тайные сеансы в лесах Европы и лечат друг друга магнитными стержнями.
– Вау, как интересно. Ты замечательно рассказываешь. Честное слово, мне даже захотелось вернуться к учебе.
– Так возвращайся.
– Брось, не сыпь мне соль на рану. Но мне правда кажется, что ты прекрасно подготовился к экзамену.
– Не совсем, но мне этот способ понравился. Хочешь услышать о Брейере?
Сима посмотрела на часы, и лицо ее исказила гримаса страха:
– Как время летит! Через две минуты я должна забрать Лирона из садика. Он ненавидит, когда я опаздываю. Начинает ломать игрушки, если я не приду вовремя.
Она взяла Лилах на руки и встала с ковра. Я тоже встал. Теперь, когда мы стояли, я заметил, какая она маленькая. Я смог сверху посмотреть на вырез ее блузки и увидеть, что сегодня на ней черный бюстгальтер.
– Спасибо за шницели, – сказал я.
– Не за что, – ответила она. Мы стояли лицом друг к другу, смущенные, и вдруг у меня возникло самое странное в мире чувство, что сейчас должен быть поцелуй. Этому нет никакого объяснения, но так бывает на свидании, перед прощанием, когда два человека чувствуют, что между ними возникло какое-то волшебство. Это ощущение невозможно зафиксировать или разложить на составляющие, оно просто есть, витает в ночном воздухе, а сейчас оно внезапно появилось среди бела дня, появилось ниоткуда, между мной и Симой. Мой взгляд был прикован к ее полным и сочным губам, я наклонился и…
…И поцеловал Лилах.
Последнюю неделю Моше Закиян возвращается домой раньше обычного, и Сима, не давая ему даже снять куртку, прижимается к нему.
– Надеюсь, ты в форме, – хриплым голосом шепчет она.
– Конечно, – отвечает он, и это чистая правда. Они укладывают детей спать, она хватает его за рубашку и говорит:
– Пошли. Скорее.
Но ему нравится немного поиграть с ней. Он отступает на шаг:
– Я думал, что без душа ты со мной и разговаривать не захочешь.
Но она вонзает ноготь в его правое плечо:
– Разберемся,
И тащит его в спальню. Взбирается на него и делает с ним все, что ей заблагорассудится. Кожа у нее наэлектризована. Ее обуревает страсть. Когда она содрогается от наслаждения, он рукой прикрывает ей рот и шепчет:
– Тише, Сима, ты что, хочешь, чтобы тебя слышал весь квартал? – Потом, выпив всю сладость до дна, она лежит рядом с ним, такая близкая и такая далекая, и он произносит: – О Боже.
А она отвечает:
– Да.
– Что с тобой в последнее время? – спрашивает он.
– Не знаю, наверное, что-то гормональное.
«Гормональное? – думает он про себя. – Она полагает, что я не понимаю. Считает, что я ничего не знаю. А все из-за этого студента. Я же слышу, как она во сне бормочет его имя. Я слышал, как она обсуждала его с Мирит. Тоном восторженной девчонки».
– О чем ты думаешь? – спрашивает Сима, и ему кажется, что в ее голосе звучит подозрение. На секунду его охватывает искушение высказать ей все, но в последнее мгновение он себя останавливает: зачем? Она будет все отрицать, он разозлится, и начнется война.
– О том, что я от тебя без ума, – отвечает он наконец. – О том, что ты потрясающая.
– Я тоже от тебя без ума, душа моя, – говорит она, прижимает к нему жаркое бедро и засыпает. Ее дыхание смешивается с его дыханием. Он вспоминает, как она стонала, и старается себя успокоить. «Пусть, – сообщает он стене, – пусть мечтает, о ком хочет». Ведь он и сам иногда на улице раздевает взглядом проходящих мимо женщин. Пока все это остается в мыслях – а в этом он не сомневается, ведь Сима порядочная женщина, – зачем паниковать? Зачем создавать себе проблемы?
– В постели, – говорит он вслух, тщетно пытаясь заглушить упрямый страх, – разум работает плохо.