Томек в Гран-Чако

Общий ночлег помог подружиться. Время не имело для кочевников никакого значения. Они беспечно передвигались с места на место в поисках растений, диких плодов и дичи, ведя примитивный образ жизни. На стоянках сооружали утлые шалаши из веток и пальмовых листьев, высекали огонь трением двух камней друг о друга. Лишь немногие знали несколько слов по-испански, так что участникам экспедиции пришлось объясняться с индейцами «на пальцах». На следующий день матако никак не могли понять, почему белым людям, с которыми они приятно провели время, так уж необходимо идти дальше, ведь здесь всем хватало еды и воды.

День за днем караван Вильмовских брел по степям, где травы наполовину скрывали лошадей, углублялся в многоярусные светлые леса, останавливался на привал в пальмовых рощах. Временами приходилось огибать прибрежные болота и предательские трясины, где человек мог провалиться по пояс или вовсе утонуть. Не давали пройти громадные древовидные кактусы, вставали на пути увитые лианами, заросшие густым подлеском тропические леса. В тех лесах росли деревья кебрачо с невероятно твердой, ценнейшей древесиной, богатой дубильными веществами; рожковые деревья – индейцы называют их альгарробо – со сладкими стручками. Но самым характерным для Чако деревом было пало-боррачо[121]. Его могучий ствол, достигающий в диаметре нескольких метров, напоминал громадную пивную бочку, сужающуюся у кроны, толстые ветки были обсыпаны красивыми розовыми цветами. Оригинальность пало-боррачо заключалась не только в его необычном виде. Когда опадали цветы, на их месте формировались плоды, а те, созрев, открывались и обнажали семена, окруженные тонкими белыми волокнистыми султанчиками. За их волокно тогда платили во много раз больше, чем за хлопок. Только добраться до этих плодов было нелегко, поскольку громадный ствол усеян одеревеневшими длинными колючками.

Караван двигался по светлому лесу, в нем росли кактусы, мимозы, крупные пало-боррачо. Салли и Наташа были в восторге от прекрасных цветов пузатого дерева, оно наперекор природе цвело в сухую пору года. Вильмовский объяснял это явление тем, что пало-боррачо накапливает в своем мощном стволе большое количество воды.

Томек, как обычно, возглавлял караван. Юноша то и дело поглядывал на явно беспокойного Динго.

– Габоку, посмотри на собаку!

Но обращение было излишним, искушенный следопыт шел с поднятой головой, втягивая воздух, как будто принюхиваясь. Габоку остановился:

– Умный Динго чует дым. Люди поблизости!

Томек остановил коня, дал всем знак к нему приблизиться.

– Отец, Габоку говорит, что неподалеку какие-то люди жгут костер. Динго тоже беспокоится.

– В этих местах жечь костры могут только индейцы, – ответил Вильмовский. – Мы приближаемся к границам Парагвая, значит это могут быть тоба – их кочевья находятся в южной части Парагвайского Чако и в Аргентине. Нам необходимо соблюдать большую осторожность.

– Габоку, зови Гуруву и Педикву, мы пойдем первыми, – решил Томек. – Отец, вы с господином Уилсоном присматривайте за Салли и Наткой, a Во Мэнь и Збышек будут охранять вьючных животных. Салли, возьми Динго на поводок. Держимся все вместе. Никто не берется за оружие без моего приказа!

Экспедиция двинулась вперед. Теперь уже все чувствовали чад от костров. Из-за пузатых деревьев появились отлично сложенные темнокожие воины с готовым к бою оружием в руках. Одни держали луки с наложенными на тетиву стрелами, другие – копья, кое у кого в руках были ружья. Воинственный вид индейцев убедил Томека, что они из племени тоба. Воины встали плотной стеной за своим вожаком, бросая на белых людей дерзкие взгляды.

Томек молниеносно оценил обстановку. Неподалеку виднелись шалаши, рядом с ними валялись выдолбленные тыквы. Тоба, видно, пили мате – популярный в Южной Америке чай из листьев парагвайского падуба[122]. Дети и женщины поспешно укрылись в зарослях.

Жестом руки Томек остановил караван. Не спеша слез с коня, подошел ближе к неподвижно стоящим воинам.

– Здравствуйте, друзья! – обратился он к ним по-испански.

Тоба молчали, еще теснее придвинувшись к вождю.

– Мы друзья! Здравствуйте! – Томек, как будто не замечая их враждебности, достал из кармана трубку, набил ее табаком и раскурил.

Тоба даже отпрянули, когда трубка блеснула огоньком, а Томек, не обращая внимания на оцепеневших индейцев, спокойно попыхивал трубкой. У тоба немного спало напряжение. Курящий трубку человек не мог задумывать нападение. В эту минуту вперед выступил Во Мэнь. Он повторил приветствие на языке кечуа, известном и некоторым индейцам Чако. Вильмовский тоже достал из вьюка трубку и кисет с табаком. Отложив в сторону карабин, подошел к вождю тоба и жестами пригласил его закурить трубку.