Томек в Гран-Чако

– Собаки перестали выть, – отметил Томек.

– Видимо, опасность миновала, а раз так, пойдемте домой. Натка чайку заварит, поговорим, – предложил Збышек. – Спать нет смысла, скоро рассвет.

– И правда, спать совершенно расхотелось, – поддержал его Томек.

Наташа, допив чай, отставила пустой стакан, поднялась и подошла к распахнутому решетчатому окну. Звезды уже поблекли.

– Так спокойно и тихо вокруг, как будто ничего и не было, – удивилась она. – Поражаюсь жителям Лимы, как они, невзирая на постоянную угрозу бедствий, продолжают жить нормальной жизнью.

– Ничего удивительного, – не согласился Збышек. – Ко всему можно привыкнуть. Взять хотя бы нас, поляков. Уже сто лет захватчики заставляют нас забыть, что мы поляки, лишают имущества, запрещают польский язык, повсюду шныряют царские шпики, патриотов вешают, бросают в тюрьмы или ссылают в Сибирь, но мы, несмотря ни на что, помним о своей национальной принадлежности. Повсюду возникают подпольные кружки, а наступит час – мы возьмемся за оружие и сполна отплатим угнетателям.

– Молодчина, Збышек! – искренне поддержал его Томек.

– Ох, господи, опять вы за свое! – недовольно заметила Наташа. – Я только рот раскрыла, сказав, что, мол, в Лиме люди приспособились к природным катаклизмам, а вы уже сразу перевели разговор на поляков. Да восхищаюсь я вами, восхищаюсь, и ничуть не меньше, чем жителями Лимы.

Томек рассмеялся:

– Ты в точку попала! Жители Лимы нравом напоминают поляков – такие же гостеприимные, легкомысленные и большие гордецы: возносят до небес заслуги своего народа, его бесстрашие и с легкостью расстаются с тем, что успели нажить. И недостатки у них те же – порой безалаберные, много говорят и мало работают.

– История тоже была к ним немилосердна, – уточнил Збышек. – Во время войны за селитру[69] с чилийцами захватчики временно оккупировали Лиму. Чилийцы опустошили город, вывезли отсюда в Сантьяго ценности – коллекции, экспонаты музеев, даже писсуары и те утащили с собой, а что не смогли вывезти, уничтожили.

– Хватит о политике! – не выдержала Салли. – Уже светает. Чем будем сегодня заниматься?

– Я иду во францисканский монастырь, – объявил Томек.

– Ты же был там только что, каких-то пару дней назад, – удивилась Салли.

– Верно, был, но хочу еще раз с ними побеседовать. Францисканцы посылают миссионеров в восточные области Перу, на Укаяли, Пачитеа и Амазонку. Некоторые из них совершили открытия в области естественных наук, наладили отношения с местным населением. От них можно многое узнать о тамошних племенах, поднакопить опыта. А потом забегу к нашим друзьям-индейцам. Габоку каждый день допытывается, когда же в поход. И Динго уже весь измучился от безделья, возьму его с собой.

– Томек, взял бы ты и меня с собой, – попросил Збышек.

– Разумеется, я и сам хотел тебе предложить. А чем займутся наши жены?

– Жены сначала самую малость поспят, – объявила Салли. – Потом пройдутся по Калье-де-Меркадерес. Денег на безделушки у нас нет, но поглазеть на витрины французских магазинов ничего не стоит. Там масса чудесных вещей! Где-нибудь пообедаем и будем вас ждать у Габоку и Мары. Потом все вместе погуляем с Динго. Ну как? Согласны?

– Согласны, – ответил Томек.

Вскоре братья вышли из отеля. Стояла сухая пора года[70], и на почти безоблачном синем небе сияло яркое солнце.

Несмотря на ранний час, на узких мощеных улочках царило оживление. Вьючные животные взбивали копытами пыль. К рынку ехали верхом на ослах молочницы, фляги с молоком свисали по обе стороны седел. Пекари везли на мулах кожаные торбы с хлебом, а тамальерос развозили на ослах тамале – свежие пирожки из кукурузной муки. Хватало и бродячих кондитеров с громадными корзинами на голове, наполненными сладостями и мороженым. Грохот колес больших двуколок, запряженных мулами, ничуть не заглушал крики бродячих торговцев, нахваливавших товары.

Уже открылись дешевые харчевни, хозяевами которых были самбо[71] или чоло[72]. Там подавали чупе – местный картофельный суп с сыром и перцем, чичаррон – свиные шкварки, секо-де-чиво – жареную козлятину с рисом.

– Пора завтракать, может, забежим? – предложил Томек, привлеченный запахами пищи.

– Лучше пойдем к моему знакомому макаке[73] на Пласа-дель-Меркадо, вот великолепный повар! Обожаю китайскую кухню.

Томек развеселился:

– Я вижу, ты быстро здесь адаптировался, если уже знаешь всех местных по прозвищам. Только вряд ли твой китаец обрадовался бы, узнав, что ты кличешь его обезьяной.

– Это случайно вырвалось, – признался Збышек. – Этот китаец мне нравится – порядочный, вежливый и трудолюбивый.

– Ну так пошли к нему.

Друзья не спеша шли по старой части города[74], возведенной еще испанскими завоевателями. Узкие пыльные мощеные улочки пересекались под прямым углом. На протянутых между домами проводах по обеим сторонам улицы висели фонари, освещавшие город вечером. В Лиме уже имелась канализация, водопровод, в больших квартирах жители пользовались газом и ванной. Но до недавнего времени помои выливали прямо на улицы, где их пожирали гальинасо – большие черные американские грифы.