Томас

Когда Тихоня открыл глаза, то увидел утреннее девственно-прозрачное небо, белые облачка и умытое снежком апельсиновое солнце.... Он лежал на мостовой в объятиях Антонины Петровны. Вокруг стояли люди и говорили на незнакомом языке. Ещё он увидел похожего на преподавателя университета лобастого бородатого мужчину с маленькими очками на мясистом носу. Он тоже что-то говорил и указывал...

На что?

Томас опустил глаза и не сразу понял, что из его бока торчит рукоять кинжала с красивой отделанной желтоватой костью ручкой.

— Кровь черная — в печень попал... — дошло до сознания.

Учитель приказывал:

— Кинжал не трогать! Тоня, я за ноги, вы и ребятки, за плечи. Давайте в мой экипаж, а там видно будет... Скорее, голубушка!

Это были последние слова, услышанные Томасом Чертыхальски в небольшом городке, который мы сейчас называем — Брестом. Когда Тихоню подняли, он от нахлынувшей волны боли потерял сознание и пришел в себя только спустя две недели на Хоревице, в резиденции Князя Киевского.

Все это время «учитель» был рядом, но больше наблюдал не за Томасом — его здоровье не вызывало опасений, — а за лекарями, чтобы те не ленились. Вечера Князь проводил с баронессой — они сидели в гостиной, гоняли чаи, курили папиросы, спорили, пытаясь расшифровать символы прошедшего гадания. Говорили о будущем, которое их ждало, и, конечно, о судьбе молодого человека, собственно его напророчившего.

Обсуждать было что. Как только здоровье Тихони пошло на поправку, к Князю прибыло посольство от пруссаков. Оные требовали выдачи некого Томаса Чертыхальски, обворовавшего, опозорившего и, наконец, убившего поданного Герцога Пруссии. Совокупность сих фактов, по мнению послов, требовало достойной оценки, коя обязана последовать по прибытии вышеназванного подозреваемого в преступлениях в Бранденбург. Князь уведомил послов, что Томас по независящим от него причинам в данный момент не в состоянии выдержать столь долгий путь для праведного и справедливого суда, поэтому некоторое время должен находиться по месту лечения. Когда посольство удалилось, Князь и баронесса единодушно пришли к выводу: Тихоня должен покинуть Киев.

Вы подумаете, если кража пергаментного свитка имела место, но при чем здесь убийство? Поясняю. Братья Шульцы после утраты одной части пропуска не знали, как их примут в Бресте, и допустят ли к церемонии. Сначала всё шло хорошо. В коридор часовой лавки братья вошли вместе — плечо в плечо. Иоганн достал пиастр и подал его гусару. Мадьяр взял монету, посмотрел ближе, куснул, словно хотел проверить, не фальшивая ли она, и затем подбросил в воздух. Ловко поймав пиастр, он сказал:

— Господа, вы не имеете права присутствовать на церемонии вместо вашего брата, ибо в приглашении написано, Иоганн Шульц, а не Михаэль или Ральф.

Старший и младший переглянулись и с ужасом обнаружили, что их средний брат склонил голову набок и его колени начали подкашиваться. Некоторое время он держался на ногах, а потом обмяк. Михаэль подхватил Иоганна, с ужасом чувствуя, что у среднего брата сердце уже не бьется.

Братья были вынуждены покинуть часовую лавку. Пруссия проиграла, даже не попав на церемонию. Её место впервые в истории гадания заняло Киевское Княжество. Ральф отвезет тело покойного домой, готовить к погребению, а Михаэль остался, чтобы отомстить. Он знал куда бить, как бить и чем бить. Вот только, как вы понимаете, Тихоня всё равно остался жив.

Томас Чертыхальски не мог умереть, ибо стал рабом своего Желания.

26 Соловьи поют, заливаются

Вернувшись, Тоня сразу пошла наверх. Тяжело поднимаясь по скрипящей лестнице, яростно обмахиваясь веером, она сама себя успокаивала, просила не кипятиться, но вся невозмутимость баронессы улетучилось, как только вошла в комнату, и увидела такую картину: Чертыхальски, развалившись в кресле и забросив ноги на стол, кушал мороженое. Ложечкой. На неё и не посмотрел.

Подошла, взяла за грудки, приподняла, так, нежно... и спрашивает:

— Это что же ты, Seckel, такое удумал, га?! Ты шо, берега попутал? Приблуда блохастая. Быстро же забыл, как я с тобой нянчилась! Это такая твоя благодарность за всё моё хорошее?

Томас стащил ноги со стола, встал и медленно, но уверенно освободился от вцепившейся в его рубашку баронессы.

— Не гони лошадей, мать, остынь. Скажи, что случилось?

Невысокая полная Тоня умудрилась нависнуть над высоким тощим Тихоней. Посмотрев поверх очков, рявкнула:

— Ты зачем приехал, подкидыш чухонский?

Томасу вдруг захотелось оказаться подальше от Городка — где-нибудь на Камчатке, среди гейзеров.

— Антонина Петровна, успокойтесь. Когда вы так верещите, я не могу здраво рассуждать — мысли в норки прячутся.

Подождав, пока баронесса присядет, пододвинул ногой стул и примостился рядом. Спина ровная, улыбка вежливая. С постным видом он взял чашку, зачерпнул ложкой пломбир, но баронесса вдруг жахнула кулаком по столу. Тихоня вздрогнул, и чашка упала на пол, разбилась. Наблюдая, как белая лужица растекается по паркету, Тихоня тоже закричал:

— Вот видишь, что наделала!