Медный привкус во рту, дыхание спёрло, но боли нет.
Князь приподнял голову Томаса, взял его за руку, пытаясь прощупать пульс, и при этом тихо бормоча:
— Ничего не понимаю... Такого просто не может быть... Не должно случится... Не должно... Соловей-сволочь... Все умрут... Кто это все? Да что же это деется?
— Князь! — закричала баронесса, — Ну сделайте хоть что-нибудь!
Антонина Петровна не знала, как себя вести, что говорить, куда девать руки — ей ещё не доводилось терять своих учеников.
— Я не понимаю! Он не может уйти! — ответил Пётр Алексеевич, удивленно посмотрев на баронессу.
Вдруг Тоня всё поняла... Перстень с черным камнем. На пальце у Томаса. Баронесса думала, что оставила его в Коллегии, когда спешно уезжала. Как только она узнала камень, в этот же момент рука её мальчика начала чернеть. Под кожей стали проявляться синие рубцы, точки, шрамы, словно невидимый татуировщик беспорядочно набивал наколки без смысла и гармонии. Миг — и руки Томаса стали такими, словно он тысячу лет провёл в шахтах. Лицо — красивое и юное — пошло пятнами. На щеках и подбородке выросли страшные сливового цвета шишки, какие бывают у тех, кто получал сильные обморожения. Нос почернел и его кончик отвалился. Там где не поработал мороз, завершил дело «татуировщик» — лоб, брови, щеки, вся-вся кожа была в угольных рубцах. Светлые длинные красивые волосы поседели.
Томас поднял голову, посмотрел на снег голубыми чистыми, как у младенца, глазами, улыбнулся и... затих. Грудь опала и нестерпимо долго был слышен его последний выдох:
— Ткхаааааааа...
— Нет, Князь, теперь он может уйти... — прошептала баронесса, склонившись над ещё теплой почерневшей рукой её дорогого мальчика. Целуя пальцы, она прошептала: «Покойся с миром...».
***
2004-2019 Павел Брыков Горловка-Партенит-Горловка