Томас

— При том. От них всё зло. Они отравляют свободу, любовь и счастье. И они очень часто рядятся в белое.

— Подождите, — оторопел Томас, — вы о них говорите так, словно они существуют на самом деле.

— Да, существуют на самом деле. Реальные. Бесы и черти.

— Но это же сказочные персонажи. На самом деле их нет! — воскликнул Томас.

— Тут согласен, но только наполовину — чертей не бывает. А знаете почему?

— Нет, — ответил Тихоня затаив дыхание.

Андрей вздохнул. Когда он начал говорить, в этот момент Томаса не покидало ощущение, что он школьник, а Сермяга — учитель, рассказывающий о том, что Земля круглая и она вертится.

— Думаю, были когда-то черти, но... Как пошел народ к ним относится не со страхом, а с любовью, когда начал их дурить, на них кататься, да за бороду дергать, когда стали поминать со смыслом и без, с матерком, и просто так, для красоты, вот тут-то и не стало чертей.

— Почему?

— Наверное, пропали со стыда. Как раки поползли назад.

— Куда поползли?

— Назад, в бесы, — ответил Андрей.

— Постойте, я не могу так быстро следить за вашими выводами, — Томас заерзал на вдруг ставшем ему неудобном диване, проглотил комок в вмиг пересохшем горле. — Хорошо, предположим, вы правы, но тогда объясните, в чем отличие?

— Легко, — сказал Андрей и улыбнулся так, как могут улыбаться только маленькие дети и счастливые люди.

— Я изучал фольклор, мифологию. Если верить тем книгам, которые я читал, высшие силы наделили чертей душой. Черти были аристократами. Обладали большой силой, но при этом их обременяли ограничения — свое подобие чести, справедливости, обязанности. Их съедала нескончаемая суетность, неудовлетворенность окружаемым миром, но больше всего их разрушало осознание своей ущербности. Ограничения и так отравляли им жизнь, а тут ещё люди перестали их бояться, насмехались. Настали такие времена, когда большая часть аристократов отреклась от своего прошлого, своей силы, своей души. Они обабились — стали обычными бесами, а уж когда не стало чертей, бесы разрослись хуже плесени, разлетелись мухами, разбежались по всем уголкам нашей землицы. Вот уж засада — оказывается, не только свято место не может быть пустым. Но это ещё не всё — дело даже не в душе. Чорт, я говорю по-старинному, через «о»... Так вот, чорт — это древнее колдовство, а бес — современность, приспособляемость, приземленность. Одно слово — мелкота. Сейчас чорт это уже не та сила, которую надо бояться. Это, скорее, бренд, торговая и спортивная марка, комический персонаж, джокер, трикстер. А сколько пословиц, прибауток? Я могу, не сходя с этого места, назвать не менее десятка.

— Этому есть объяснение? — спросил Томас.

— Конечно. Народ не проведешь — он понимает, что чорт не опасен, он даже добр. Он простит. Недаром к нему все посылают. Зачем-то же посылают?! Может у него что-то есть? А вот к бесу нет желающих в гости сходить. Потому что бес — это, как я уже говорил, реальность, сидящая за соседним столом, идущая по улице, пьющая, жрущая, et cetera. Вы ведь не пошлете своего друга и недруга «на бухгалтера». Правильно? А почему? Потому что бухгалтер никаким символом стать не может по причине банальности и обычности своей профессии. Так и бес. Он рядом, он вокруг, он везде, как тот пруссак за половицей, как сверчок в подвале... Хотя... Я тут, скорее всего, ошибаюсь. Он уже не прячется. Вон, включите телевизор, посмотрите в окно, наконец. Оточили — не продохнуть. В политике, во власти, в форме и без, мелкие и крупные — везде бесы. Любое начинание или хорошее дело спешат возглавить, а потом испоганят, замажут дегтем, извратят до неузнаваемости. Все время рядом, с ножом и камнем за пазухой, серые, заметные, паскудные, крикливые — разные. Без устали локоточками работают, жрут-жрут, как не в себя, слюной своей земельку орошая. Беспринципные, всегда на высших постах, в мягких креслах. Царьки бюрократических горок.

— Андрей, — Тихоня подался вперед. — Мне кажется, тут попахивает паранойей.

Услышав диагноз, Сермяга криво усмехнулся.

— Вы не правы. Если бы я был болен, то боялся б выходить на улицу, обвешался чесноком, иконами или попытался уйти в монастырь. Как видите, я не впадаю в крайности. А знаете почему?

— Просветите.

— Просто я их не боюсь!

Сермяга резко ударил ладонью по острому колену. Этот громкий хлесткий звук вызвал разошедшуюся во все стороны воздушную волну. Томаса словно ударили бревном под дых, и ему пришлось сжать всю свою волю в кулак, чтобы не скривиться от боли и не показать слабости. Чертыхальски вдруг с ужасом понял, что ещё три-четыре таких хлопка и у него из ушей потечет кровь, а может и разорвется сердце. Надо выбирать, что делать — позорно бежать или попытаться выдержать пытку до конца. Ты же знал, на что шел, когда согласился поработать с чистенькими, правильно, Томас? Здесь поединок честный, ты — вольно и сознательно, а они — невольно и неосознанно, но не менее опасно и болезненно. Такие правила, брат... Такие правила...