Томас

Конечно, вечно такая халва продолжаться не могла. Скоро СССР растерял все свои великие буквы, и Гаранян из пионера превратился в третьего-десятого-сотого борца за самостийность. Он отошел от дел художественных, депутатских. Нельзя сказать, что Адама сильно взволновал развал Империи, и он радовался появлению на карте новой страны — Украины. Наш художник к этим революционным событиям уже не проявлял особого интереса, потому как его больше заботили бизнес и личный счет в банке, конечно, не в пределах родной страны. Словами «таможня», «пошлина», «откат», «черный нал» Адам также легко жонглировал, как в молодости оперировал терминами из красочного мира живописи. Нельзя отрицать факта, что на чужбине Гаранян высоко нес знамя украинского гражданства. Его высокий лоб, черные брови, усы, каким позавидовал бы любой казак, вышиванка — даже под пиджаком от «Ив сен Лоран» — знаменовали триумф неукротимого свободолюбивого украинского духа, коим когда-то так восхищалась канадская, американская, брюссельская интеллигенция.

Но в то утро Адам пред наши очи предстал блеклой звездочкой. Поговаривали, что он последние годы много болел и весь свой капитал спустил на докторов и лекарства. Более злые языки утверждали, что только — только заработав свои настоящие зеленые миллионы, Адам не рассчитал с силами, кому-то нагрубил, вовремя не отдал долг, а хуже всего — не захотел делиться со старыми приятелями, многие из которых с доски Почета успели переселиться на веб-странички Интерпола. На пороге галереи Томаса встречала малюсенькая копия былого матерого бизнесмена, потерявшего банковский счет, квартиру в Париже и всех разновозрастных любовниц.

Тихоня был во всеоружии — ни дать не взять, клерк из Сити: коричневые туфли, асфальтового цвета узкие брюки с плетеным рыжим ремнем в поясе, очень дорогая белая рубашка, небрежно повязанный галстук с большим узлом. Солнцезащитные очки-авиаторы на носу. В руках портфель из страусиной кожи... А хозяин художественной галереи выглядел, как хозяин художественной галереи.

— How are you?

— Fine, thanks

— I’m Reynard Tenet, the art adviser of eBay cite.

— It’s nice. My name is Adam Garanyan, the manager of this gallery. I had a call from the embassy.

На русском.

— Как поживаете?

— Спасибо, нормально.

— Я, — Рейнард Тенет, художественный консультант сайта eBay.

— Очень приятно. Я, — Адам Гаранян, управляющий этой скромной галереей. Мне уже звонили из посольства.

Адам Семенович чуть поклонился.

— Если вы не против, может мне лучше говорить на украинском или русском языке? — спросил Томас, выговаривая слова с легким оксфордским акцентом. — Последние три года живу в Санкт-Петербурге. В Киеве, наездом,

— Отлично, а то мой английский не так хорош как ваш русский. Я, к сожалению, нечасто бывал в Соединенном Королевстве, больше во Франции. Практики не хватает. А что это мы на пороге стоим? — спохватился Адам Семенович. — Это не по-нашему, не гостеприимно. Пойдемте в мой кабинет.

Стоило новоявленному Рейнарду Тенету, поправив брюки, усесться в кожаное кресло для гостей, а хозяину расположиться рядом на диванчике, тут же вошла секретарь с двумя дымящимися чашками кофе, круасанами и бутылкой коньяка, вокруг которой выстроился почетный караул пузатых рюмок.

Лицо Рейнарда свела судорога.

— Можно без спиртного?

— Это только к кофе. Пару капель не навредит.

— Ну разве так, — согласился гость.

— Или, может, вы предпочитаете чай? — участливо наклонился Адам Семенович.

— Нет, пусть будет кофе.

Томас оглядел хозяина кабинета. Перед ним сидел настоящий плейбой в отставке. Колоритный, переливающийся всеми красками донжуан. С запонками, заколкой галстука, блестящими дорогими пуговицами, побитый, но судя по ещё свежему виду, успевший смириться с потерей своего кровного. Наверное, вынашивает планы возврата на Олимп, подумал Рейнард.

— Если можно, я сразу приступлю к подсчету овец. Ведь так говорят в Британии? — начал Адам Семенович. — Мне любопытно, что может заинтересовать консультанта уважаемого мной интернет — аукциона в нашей глуши?

— Не скажите. Истинные произведения искусства рождаются вдали от столичной суеты и конъюнктуры. Самобытность — вот девиз провинции, — ответил Рейнард.

— А как же атмосфера Парижа, белые ночи Петербурга, наш Андреевский Спуск, наконец?