Томас

Тихоня кивнул и крепко ответил на рукопожатие. Одна из его граней разума сейчас захлебывалась от счастья: Томас понимал, что в этот день, в этот час, его, наконец, одолел спирт. В теле разлилось тепло, мысли путались, мир вокруг приятно покачивался. Вторая грань отвечала, что это достаточно странно. Раньше, сколько ни пытался, водка, коньяк и самогон шли, как водичка... а тут какой-то литр свет выключает. Что же произошло? В чем секрет? Опять чернявую винить? Третья грань возражала, что незачем изысканиями портить себе такой долгожданный праздник. Если начал пить, то продолжай!

— На «ты»? Давай, — сказал Томас и по-иному взглянул на нового камрада. Четвертая, пятая, седьмая и шестнадцатая грани разума с удивлением отметили, что опьянение мешает хорошенько рассмотреть собеседника, но ясно одно: «тише-тише» в нём нет. Ну, и ладно — отдыхать, так отдыхать! А Иван в это время продолжал:

— Ты, знаешь, я часто встречаюсь с людьми. Выпиваю, разговариваю. Меня не понимают. Го-ворят, издеваюсь. Как можно от рюмки окосеть? Ну, если мне и этого хватает? Говорят, ты, Иван, сволочь — чистеньким хочешь остаться. Всё о радости говоришь, а нет её, этой радости. Это они так говорили — не я. Они. Иногда били. Меня били! По лицу, по голове, по всему этому, — Иван по-медвежьи облапил свои бока. — Мне было больно. Тут ты прав. Злые, грубые, темные. Мне их так жалко!!! А вот с тобой хорошо. Томас, с тобой — хорошо! Говоришь ты непонятно, даже страшно, а хорошо! Я тоже страдаю, мне тоже больно. И хорошо.

Томас отодвинулся.

— Чистеньким назвали?

Вдруг его начало куда-то нести, а потом скрючило пополам, затрясло. Чертыхальски смеялся долго, страшно — невозможно было остановиться. Он просил прощение, но тут же начинал ржать с новой силой. Было видно, что смех ему дается с болью, что это скорее пытка, а не веселье...

Не буду подробно описывать то, как Томас сидел на скамейке в обнимку с Иваном-Джузеппе, и как они признавались друг другу в любви, пели дуэтом «Катюшу», «Подмосковные вечера», «Love story», «Солнечный круг», «My way» и «Hey Jude». Особенно прочувственно у них получилось спеть пахмутовские «Как молоды мы были». Во всю силу голосов вывели «первый та-А-А-айм мы уже отыгра-А-А-ли» и шепотом «ничто на земле не проходит бессле-е-е-е-едно»... Каждому досталась любимая строчка. Иван тянул «как искренне любили», а Томас завершал «как верили в себя».

Их завывания привлекли любопытную компанию. К лавочке подошли Ник Кейв и Пётр Налич, которые в этот день каким-то чудесным образом прогуливались по бульвару Димитрова, обсуждая запись новых альбомов. Так совпало, что у них была гитара. Дальше пели уже на четыре голоса. Необычно получился «Владимирский централ» — акцент Ника придавал песне особый шарм.

Потом Томас достал Клаву и они с Иваном пили квас на брудершафт и троекратно целовались.

Когда за Иваном приехал джип «чероки» с ребятами из Пятихаток, Томас не захотел отпускать своего нового друга. Без прелюдий сцепились, но узнав, кто чего стоит — парням крепко досталось — как-то все сразу успокоились. Поговорив по-хорошему, все-таки усадили Ивана-Джузеппе в машину, и он поехал домой. Ник и Пётр ушли, оставив Томаса в одиночестве. Он покрутил головой, но велосипедисты вокруг перестали ездить. Хотел сам пройтись до магазина и не смог — ноги почему-то не слушались. Тихоню захватило уже забытое ощущение какой-то детской неспособности делать элементарные вещи. Одна из граней его разума подсказывала, что происходит нечто странное, необъяснимое — он не мог так опьянеть с литры коньяку. Наверное, здесь вмешалась какая-то потусторонняя сила, иначе как объяснить почти мгновенное исполнение желаемого? Вот захотел опьянеть и на тебе — получайте!

Чтобы побороть слабость, он растер уши и, дожидаясь ясности в голове, посидел какое-то время, дыша полной грудью. Все грани разума одновременно разговаривали между собой и коллективом пришли к выводу, что, скорее всего, виной его слабости стал долгий перерыв в употреблении спирта. Да, именно так. Ну и жара конечно.

В момент краткого просветления разума Тихоня в рюкзаке нашел телефон. Это было маленькое чудо — Томас не помнил, когда его взял. Память в этот момент подсказала, что у него есть дом и пора искать ночлег, а то пруссаки не дремлют, и не поленятся воспользоваться шансом найти обидчика великой нации — самого Томаса Чертыхальски.

Включив мобильный, он нашел «входящие» и нажал на первый попавшийся номер. На той стороне тут же ответили.

— Да.

— Pronto. Это кто?

— Хлеборез.

— Ро-о-о-о-о-о-ма-а. Какими судьбами, Ро-о-о-ома-а? Как тебе после нашей встречи? Спишь хорошо? Эх, Ро-о-о-ома... дурак же ты. Аме-ё-о-о-ба.

В трубке зашелестело.

— Вы где, Томас?

— Хрен его знает.

— Посмотрите по сторонам, что видите?

Тихоня покрутил головой.

— Вижу, как всё летит в закуды... закудыкину гору.

— Томас, где вы стоите?

— Я, вообще-то сижу. Не надо передергивать!

— А где сидите?

— Ну, ты и тупой, Рома. На скамейке.

— Где скамейка стоит?