— Ну-у-у... Я вот только что вручил двум мальчишкам деньги, — Томас почесал кончик носа. — Может кто-то из них и купит мне бутылку, а может и нет. Получается, я даю.
— Нет, это не так. Позвольте в данном случае с вами не согласиться. Вы не даете, вы спокушаете. Если бы вы...
Тут к скамейке подъехал велосипедист-второй с коньяком. Забрав себе честно заработанную сдачу, сказал спасибо и поехал дальше.
— ...если бы вы просто отдали деньги, это было бы честно, а так — грех.
— Нет, я с вами не согласен. Поверьте, ну одарил бы я первого мальчишку. Он что купил бы себе книжку? Нет. Он побежал бы за сигаретами, вином «777» и устроил пьянку с друзьями. Вот это искушение. А так я даю возможность заработать. Я предлагаю за услугу взять деньги и не виноват, что этот прохиндей стал вором.
Иван согласно покачал головой.
— Да, наш герой предпочел просто взять. Всё взять. Это яркая наглядная иллюстрация моей теории о пропиваках и просираках.
— Не так категорично, я бы добавил — подрастающая иллюстрация.
— Неужели?
Томас, сняв прозрачный колпачок, открыл бутылку. Доливая в свою рюмку, усмехнулся:
— Было пять звёзд, добавляем три — получается фирменный купаж. Называется — «восемь звездочек»... Так вот, вернемся к нашему предмету. Я не о парнишке, у которого с арифметикой всё в порядке — такая бутылка дешевле, а значит и сдачи больше... Я — взагали. У каждого человека в жизни есть отправная точка...
Томас, засунув нос в рюмку и, вдыхая спиртовые с ванильной ноткой пары, продолжил:
— Обычно это бывает в детстве. Вы так хорошо рассказывали про дуремаров и артемонов... Не буду анализировать данную шкалу ценностей. В ней что-то есть, пусть излишне категоричное, безысходное. Но это присуще всем людям — делить мир на черное и белое. Я, — Томас положил руку себе на грудь, — на человека смотрю под другим углом. Вы думаете, начинаете жить с того момента, когда из чрева выходите на свет? С первого крика? Ошибаетесь. Человек в детстве — это ангел, безгрешное создание, к нему не подступиться.
Томас медленно выпил «восемь звезд» и, занюхав булкой, продолжил:
— Но есть любители сочненького — я их про себя называю ловцами. Это высший пилотаж! С херувимчиками работают только мастера. Они выискивают, выжидают, вынюхивают ту отправную точку, когда дитятко стоит на перепутье. Оно ещё пахнет снегом и радугой, но уже понимает, что такое хорошо и плохо. И вот тут-то настает самое главное. Вокруг дитя начинают плестись сети. Цепочка простых событий приводит его к ситуации, где надо сделать самый главный в жизни выбор — согрешить или победить соблазн. Этот выбор и есть таинство рождения. Все слышат, как плачет только что появившийся на свет младенец, но никто не видит рождение Человека. Кроме, естественно, ловца, а может быть и ангела-хранителя... В коего я, сознаюсь, не очень-то и верю. В момент выбора происходит Большой Взрыв, Крик или Чих. От первого шага зависит, быть ли ребенку великим грешником, или попасть в миллиардное серое варево. Кстати, не обязательно тот, кого спокусил ловец, станет пропащим. Я даже могу открыть великую тайну. По статистике многие уступившие, в конце-концов, чаще всего ускользают от нашей отчетности. Воспоминание о первом осознанном грехе остается с человеком на всю жизнь. Вы, скорее всего, с возрастом забудете о первом сексуальном опыте — многие это хотят сделать специально — но будете помнить задушенного котенка или упущенную возможность украсть у соседа часы. Ну, что на это скажете, Ваня?
— Я скажу, что уже почти пьян, — последовал ответ.
Томас, посмотрев на его ополовиненную рюмку и почти полную бутылку, усмехнулся:
— А я ещё нет.
После этого он, откинув голову, из горла влил в себя весь коньяк. Без остатка. Иван уважительно кивнул и с серьезным выражением лица, каким славятся интеллигентно пьющие люди, крякнул:
— Догоняю!
Томас поставил пустую бутылку на асфальт, затем, откинув дирижерским жестом волосы со лба, нараспев сказал:
— Как дракончика в животик запустил. Надо водичкой залить, — открыл минералку. — Да, хорошо сидим.
Иван подсел ближе и положил руку Тихоне на плечо.
— Томас, я правильно вас назвал? А то у меня плохая память на имена. Только поздороваюсь, познакомлюсь, и тут же забываю. Но вас запомнил. Томас. Необычное имя. Красивое.
— Да, необычное. Это интересное имечко мне дали мои горячо любимые родители. В Эстляндии когда-то это имя обозначало смерть, чуму. Говорили, вот придет Черный Тоомас и заберет.
Иван поморщился, как от кружка лимона на языке.
— Не знаю я никаких ваших страшных эстонских сказок! Но про Тома Сойера читал. Кота, этого, ну, который с мышонком воевал... Да, мало ли ещё весёлых Томов и Томасов есть на свете? Ты, знаешь... — Иван протянул руку, — давай, если можно, на «ты»?