Томас

Михаэль Шульц вернулся назад, на северную сторону. Остальные игроки тоже встали по своим местам. Томас Чертыхальски занял пустующий восточный сектор. Гости и до этого вели себя тихо, но сейчас почти окаменели. Каждый смотрел на сияющий миллиардами граней стеклянный конус, наверное, уже выискивая те бирюльки, которые лежат, не цепляясь за соседние. Вдруг над сценой словно махнули гигантским крылом, и подул прохладный свежий ветер — это неслышно поднялся занавес. Игроки невольно повернули головы в сторону зала, но из-за рампы ничего не смогли рассмотреть. Сияние софитов скрывало зрителей, поэтому гадатели отвернулись и тут же забыли о публике — им было чем заняться.

Первым к столу вышел высокий брюнет со свежей раной на щеке, на которую чья-то неумелая рука наложила грубые швы — черные нитки ещё стягивали рубец. Недолго гадая, он ловко подхватил стеклянного котенка и бросил в сторону: бирюлька, описав дугу, упала на пол и с хлопком разбилась. Брюнет вернулся на место. Следующим подъехал Михаэль. Шульц долго не решался сделать свой первый ход. Что-то высматривал, несколько раз объехал вокруг стола пока не нашел нужную игрушку. Медленно подняв стеклянную колбу за петельку, он не стал её выбрасывать, а спрятал во внутреннем кармане смокинга. Затем Шульц надавил кулаком на лацкан, чтобы стекло лопнуло и рассыпалось на мелкие осколки.

За немцем настала очередь молодого худощавого парня в твидовом пиджаке в мелкую коричневую клетку и замшевыми вставками на локтях. Его неприятное вытянутое лицо было бугристым, кожа плотно обтягивала череп. Рыжие, коротко остриженные курчавые волосы, выгоревшие на солнце брови. Глаза яркие как панцирь бронзовки. Тяжелый подбородок, недельная щетина. «Настоящий жулик», — подумал Томас.

Сосед в твидовом пиджаке подошел к столу. Выпад спицей и красивая чайная кружка, не тронув соседей, взлетела в воздух. «Твидовый» бросил трофей на пол и раздавил его каблуком.

Всё, настала очередь Томаса.

Шаг через белую черту.

О, все известные и неизвестные боги, она на самом деле проведена мелом!

Переступил и только приобретенная годами привычка сдерживать эмоции не позволила Томасу вскрикнуть. Стеклянная гора преобразилась. Она теперь не была похожа на конус переплетенных между собой аптекарских мензурок и трубочек. Каждая деталь теперь обрела свой цвет, запах, дыхание. При этом Томас непостижимым образом обрел способность одновременно видеть все находящиеся на столе элементы, вне зависимости от того, где они находились, вверху или у самого основания. Мало того, ему стал понятен алгоритм и порядок их укладки. Каждая часть головоломки находилась на своём месте. Если смотреть сверху, то можно подумать, на столе разложили семечки подсолнуха, только не золотые, а всяческих самых невероятных цветов. Старики сказали, что к гаданию можно приступить, только решив, что он хочет получить в награду. При первом же взгляде на бирюльки, Тихоня понял, как может выиграть. В самом центре стола, возле полированной поверхности, опираясь на шахматные фигуры, сияла пурпуром статуэтка играющего на свирели пастушка.

Томас понимал, что это не церемония гадания, а главный в его жизни экзамен, поэтому приз должен быть наделен высоким смыслом. Пастушок — это душа Монаха — Иваши Миклухо-Маклая, о котором там пеклась Тоня. Если Тихоне удастся её спасти, вытащить из заточения, то он вернёт себе образ и подобие. Только таким способом Чертыхальски может стать Ченстоховски. Осознав, каков его правильный ответ, Томас стал распутывать весь путь решения этой задачи. Он был похож на перевернутую корневую систему, где от пастушка, словно кровеносные сосуды, поднимались в стороны нити. Наконец, Томас увидел точки соприкосновения с поверхностью конуса. Самая яркая находилась почти у вершины — там лежала игрушечная стеклянная лейка. Томас поднялся на цыпочки, чтобы рассмотреть эту игрушку. Она ему показалась смутно знакомой, и как только он приблизился к ней, Тихоня почувствовал запах пива из «Тощей Эльзы».

— Вот так встреча... — прошептал Томас. — Отец!

Ошибки никакой не могло быть. Начало пути — вот эта маленькая лейка, похожая на ту, которой играют маленькие девочки. Он когда-то видел детский набор посуды с малюсенькими ножиками, вилочками, тарелками с которых кормят кукол... И одновременно — это его отец. Эта стеклянная, пахнущая пивом безделушка вдруг всколыхнула в душе Томаса столько смутных почти младенческих воспоминаний... Добрая улыбка, колючие-кусачие порыжевшие от табака усы, хриплый голос и сказка на ночь о хитром докторе Бартеке, крепкие руки с ладонями, такими большими, что казалось, они были шире лопат.