Томас

Томасу уже было всё равно, как такое могло произойти, чья в этом вина — стариков, игры в карты или поцелуя Люси... Вопросами утраченного времени не вернуть.

Уже не вернуть.

У него на всё про всё остались неполные пятнадцать часов.

Тихоне вдруг стало так обидно! До боли в сердце и больших, как жемчужины, слёз на глазах. Это так несправедливо! Князь крадет несколько месяцев, старики и Люся от оставшегося огрызка вырывают ещё почти три дня. Это время он бы мог провести с Тоней и Лесей... Но уже не проведет. У него их забрали. Забрали время. Забрали право на ласку, завтраки, обеды, ужины, сны, ничего не значащий трёп, кошачье мурчание, походы в магазин, смех, лежки на кровати, ругань, подколки и розыгрыши, поцелуи, сидение в туалете — всё то, из чего состоит обычная жизнь.

Оставшийся час не показался Томасу пустым. Каждый его вздох, поглаживание ветра, набежавшая на берег волна были наградой. Окружавшая его трава, цветы, деревья, небо, вода и земля вдруг стали соучастником его горя. Пятовский ставок провожал его и прощался с ним. Сам Городок прощался с Томасом Чертыхальски. Вернее, Тихоня так хотел думать, что Городок с ним прощается, но это, конечно же, было не так. Городку нет до него дела... Ровно через сутки он неизвестно где окажется, а вот эти, растущие на пляжике ивы и дальше будут терять свои листочки. Листочки упадут в воду. Волны их прибьют к берегу. На берег придут рыбаки. Облака, отбрасывая гигантские тени, и дальше будут скользить над землей. На шахте имени Ленина клеть с грохотом и лязгом спуститься вниз, и ребята разойдутся по лавам; в автогаражах водители заправят баки и разъедутся, продавцы на рынках выставят свой товар, чьи-то дрожащие от предвкушения руки забьют гильзу травкой; старухи у церквей прогундосят свои зазубренные жалобные речовки, клерки включат компьютеры, воров ждет новый срок, матери пойдут выгуливать детей, мужья будут изменять женам, жены — мужьям... Жизнь потечет своим чередом. Как до него, так и после. Это сейчас Томас имеет возможность ощущать, осязать, вкушать, видеть, наконец... Сто лет прожито, а не надышался. Отсекал все лишнее, как та ящерица свой хвост, забывал, отворачивался, не вникал.

Небо такое прозрачное, голубое... августовское. Воздух звенит. Ощущается какое-то напряжение. Давление скачет, что ли? Дождь будет? Пора бы... Тоня обычно чувствует приближение грозы. Спросить?

Антонина Петровна сидела, опустив голову, отвернувшись от Тихони. Наверное, ей сейчас ещё хуже, чем ему. Всё это время она находилась возле тоннеля и ждала его. Ждала, прекрасно зная, к кому он пошел в гости... Вернее, к кому она послала Томаса в гости. Воскресенье, понедельник, вторник... Он появился в ночь на среду, когда времени почти не осталось. Это он пребывал в счастливом неведении, забытье, но Тоня всё прекрасно понимала, и ожидание для неё было пыткой. Хуже пытки... Так думал Томас, сидя на берегу и полоща свои босые ноги в не желавшей теплеть воде.

Поплавок юркнул, как мышка в норку. Удилище — вверх и в сторону. Карасик выпрыгнул из воды, серебристый с розовыми полосками на боках. С ладошку. Тоня подхватила его, ловко сняла с крючка и хотела бросить в баклажку с водой, как вдруг из зарослей вышел рыжий дикий котяра. Грязный, одноглазый, с куцым хвостом. Томасу почудилось, что это был брат близнец Соловья — одна и та же разбойничья морда. Впервые за утро Антонина Петровна улыбнулась. Положила рыбу на траву. Кот, недоверчиво посматривая на Томаса, подполз и схватил карасика зубами. Замер, раздумывая, здесь съесть или в кустах... Кто победит? Страшный незнакомый худощавый длинноволосый или добрая высокая огромная надежная кормилица? Съел тут же на пляже, урча от удовольствия. Затем, обнюхав пустое корытце, потерся о ноги баронессы и сел на песок между Томасом и Тоней, нервно дергая обрубком хвоста, посматривая через прищур на блестящую воду...

Домой пришли в одиннадцатом часу. Первым делом разошлись по душевым. Томас вымыл голову, побрился, намылился с макушки до пяток, и со всей силы натёр себя вехоткой, наверное, желая содрать кожу. Вехотка... Где так говорят? В Сибири. Много слов он оттуда привез. И с югов тоже...

Что такое человеческая жизнь? Опыт, выраженный через слова и воспоминания; выбор, сделанный нами раз и навсегда; события и поступки — мелкие и важные, повлиявшие на чужие жизни. Ручей впадает в протоку, протока в приток, приток в реку, река в море, море в океан. В океане есть и мои капли, думал Томас, смывая хлопья пены с груди и раскрасневшихся боков. Так ли это? Если так, то какой водицей он поделился с океаном? Живой или мертвой?

Уж точно не живой...

Вышел из ванной красный, румяный, чисто выбритый, красивый, с горящими от возбуждения глазами человека, принявшего важное решение. Заметил лежащие на стульчике халат и новые трусы — белоснежная хлопчатобумажная ткань, CALVIN KLEIN на резинке и вышитая вручную буква «Т» с правой стороны.