Томас

Первые летописи о жизни монахов Киево-Печерского монастыря появились в далеком XIII веке. И благодаря переписчикам, переводчикам, архивариусам — сохранившим в память потомкам те рукописные тексты — мы имеем уникальную возможность узнать о судьбах патриархов, служивших Церкви десять веков назад.

Эта редкая книга составлена не только из летописных историй о создании и строительстве монастыря, борьбе с язычниками, перечнем важных событий тех времен. В нём также присутствуют краткие занимательные истории о борьбе монахов с бесами и разбойниками. При этом описания отличаются увлекательным сюжетом и большим драматизмом.

Читая рассказы о подвигах блаженных Феодора и Василия Печерских, множество поколений верующих укреплялись в борьбе с грехом алчности. Пример святых учит смирению, молитве и всепобеждающей силе Православной веры. Преподобные страдальцы, как победители диавола, побеждающего сребролюбием, увенчаны не тленным серебром и золотом, но вечною славою и честию: они получили венец от драгоценного Камня — Христа, Ему же честь и слава с Богом Отцом и Святым Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.

***

Попов перекрестился. Потом ещё раз. И ещё. Оглянулся назад, и посмотрел на стену, где у него между репродукцией «Последнего дня Помпей» Брюллова и постером фильма «8 ½» Феллини висел подарок друзей — доска с выжженным рисунком козлиной морды с серьгой в ухе. Иван Степаныч подошел к ней, осторожно снял с гвоздика, а потом резко, как обладатель черного пояса по каратэ, ухнул по деревяшке своим острым не молодым коленом. Доска с сухим треском переломилась пополам.

Странно, но Ивану Степанычу Попову на миг полегчало. Даже перестали болеть чирьи. На пару секунд.

32 Пятовский ставок

В эту ночь Томасу ничего не приснилось. Совершенно. Подскочил за миг до того, как его тронули за плечо.

Леся ещё спала. Когда он ложился, она уже спала.

Постелили им в летней кухне, в доме баронессы. Она же и пришла будить.

Томас привстал на локте. Посмотрел, щурясь в окно. Время ближе к шести, а лёг он в четыре. Попытался пригладить торчащие в стороны волосы.

Антонина Петровна подала мокрое полотенце.

— Вставай, на Пятовский сходим, порыбачим.

Мысли стали кружиться внутри черепной коробки, как мотоциклисты в железном шаре. Какая рыбалка? Если бы и правда хотела, разбудила б в пять. Пока доберутся — клев уже пройдет. Что-то задумала? Во дворе тихо: все спят, только где-то далеко-далеко на другом конце цыганского посёлка орёт петух, да ещё птицы привычно для этого часа гомонят. Взял полотенце и приложил к лицу, с наслаждением ощущая, как потоки холодной воды, омыв лоб и щеки, полились на голую грудь. Отбросив простыню, подхватился и, не стесняясь своей наготы, прошел до стула, где висели легкие серые брюки и футболка с зеленой буквой «А» на левой стороне груди.

Не надевая трусов, успел только влезть в штаны, а Тоня уже поставила перед ним железную миску с крупно нарезанными дольками арбуза. Алая мякоть манила — Томас только сейчас понял, как его мучила жажда. Ещё этот привкус горечи во рту... Не боясь разбудить Лесю, шумно вгрызся в одну скибку, вторую, третью. Миг — и в тарелке уже одни полосатые корки. Рыгнул, издав звук, как изюбрь во время гона, и сидел с блаженной глупой улыбкой, пока Тоня мокрым полотенцем вытирала его колючие щеки и подбородок.

Приведя Тихоню в порядок, баронесса бросила ему на плечо футболку.

— Пошли.

Этим утром она выбрала комбинезон хаки, косынку и кроссовки. Томас несколько секунд пялился на её белые изрядно поношенные адидасы, пытаясь сообразить, где он раньше мог их видеть? Не вспомнил.

Что ж, пошли, так пошли...

Мир их встретил большими каплями росы на ярко-зеленых листьях винограда и крестьянскими орами петухов. Голубки гугукали. Дятлы трещали. Это было то самое августовское утро, которое в памяти обычно не остается, но зимними холодными ночами часто приходит к нам во снах, чтобы тут же забыться, как только голова оторвется от подушки. Солнце пряталось за заборами и кронами деревьев. Утренняя сырость щекотала рёбра и спину. Воздух был свеж, небо сине, краски мягки. Во дворе приятно пахло малиной, мятой и черной смородиной. Ветерок гладил щеки. Первые лучи солнышка вдруг выглянули из-за листьев и поцеловали прищуренные веки.

Тоня всё уже подготовила: пока шла к воротам, прихватила удочки, сумку и два раскладных стульчика. Томас плелся сзади, почесывая бока, сворачивая челюсть в зевке. Когда вышли на улицу, с удивлением заметил, что машины не было.

— Как поедем? — спросил он озадаченно.

— Не поедем. Пойдем.

Томас вышел со двора без обуви. Опустил голову, посмотрел на свои босые не загорелые ступни.

— Догоняй, — почти приказала Тоня и, не оборачиваясь, пошла по улице в сторону «пятой» шахты.