Томас

Томас посмотрел на Лесю. Как забавно — он словно раненый солдат, и у его кровати сидит сестричка милосердия. Только не было у неё косынки с красным крестом, платья грубого сукна и белоснежного фартука. Вместо этого — украшенный бриллиантовой брошью и пером жулана черный бархатный берет, светлая блуза с широкими рукавами, брюки для верховой езды из темно-синей легкой шерстяной ткани, приталенный подчеркивающий фигуру кожаный жакет.

— Встань, я хочу посмотреть на тебя, — сказал Томас.

Леся отодвинула стул, отошла и покрутилась на месте. Красоту её длинных стройных ног подчеркивали галифе и сапоги с серебряными шпорами. Она двигалась легко, грациозно, словно парила в воздухе. Томас её не узнал.

— Ты изменилась.

— Да, я уже другая. Пока ты спал, многое произошло. Я взяла несколько уроков. У Петра Алексеевича.

Тихоня прикрыл глаза. Ему трудно было говорить, во рту пересохло.

— Ты мне снилась.

— Надеюсь, не в кошмаре?

— Сон был сказочно прекрасен.

Леся рассмеялась, закинув голову и обнажив белоснежные зубы, а потом вдруг стала серьезной. Посмотрела как-то отстранено, как медиум во время сеанса. Было заметно, что мыслями она уже не здесь. Сейчас её переполняло предвкушение праздника, словно там, за порогом этой тёмной комнаты вот-вот должны были сбыться все её детские и взрослые мечты, и она боялась опоздать. Ей хотелось сорваться с места и побежать, но вместо этого она вынуждена сидеть возле кровати раненого.

— Ну что, Рокоцей-Чертыхальски, мне пора, — Леся улыбнулась и поцеловала Томаса в щеку. — Выздоравливай. Ты даже не представляешь, что сегодня будет... Вот удивишься...

Леся вышла, прикрыв за собой дверь. Комната опустела. Казенные обои, гостиничная мебель, глупые картины. Вдруг Томас ощутил запах йода и к нему ворохом вернулись вчерашние события, а потом вспомнилась операция и разговор с Князем, желание спросить, зачем же он пришел, а потом...

Томас, хотел вспомнить, что было дальше, но голова напрочь отказывалась складывать два и два. Это какой-то... слово такое знакомое... А, склероз! Но здесь иное — тут чистейшая блокировка. Его разум, получается, щадит сам себя. Как только Томас это осознал, перед ним открылась вся правда.

Сегодня 29 августа, День шахтера, но Князь его поздравил с наступающим. До Петра на Руси провожали старый и встречали Новый год 1 сентября. Значит, Томас должен объявить о начале церемонии. Гости уже оповещены, — в этом нет никаких сомнений. Приглашения рассылаются заранее, и маховик гадания, скорее всего, был запущен минимум неделю назад.

Чертыхальски ждал зимы, а конец наступит раньше. Если это всё правда, Тихоне уже подписан смертный приговор. Без отсрочек и апелляций.

Думай, Томас, думай! Вдруг имеются пути отхода?

Время шло. Тихоня уподобился крысе, которая ищет возможность вырваться из лабиринта, но... Как бы он ни старался, переиграть Князя не сумеет. Слишком далеко всё зашло. Пётр Алексеевич не собирается играть по правилам — вот в чем дело. Из этого выходит, что Князь с самого начала планировал устроить церемонию гадания не в Киеве, а здесь — в Городке! Но почему? Выходит он, оберегаемый, лелеянный все это время, был просто тем джокером в рукаве, которого используют в игре только один раз, чтобы сорвать банк... Или проиграться в пух и... неужели прах?

Томасу захотелось закрыть глаза и снова заснуть. Зачем его так рано разбудили? На висящих над потолком электронных часах зеленели цифры «5:09». До дуэли ещё без малого час. Зачем он им понадобился? Проверить самочувствие? Что тут сказать, оно не радовало. Тихоня был похож на боксера после десятираундового поединка — голова болела, ноги вообще не ходят.

Дверь приоткрылась. Князь вернулся и занял стул, на котором только что сидела Олеся. Томас вдруг почувствовал, как у него внутри растет злость и раздражение, эмоции опережали мысли — он не понимал, что стало основной причиной злобы. Непонятные отношения Князя с Лесей, забранные месяцы жизни, сорванные планы... А были ли у него планы на осень? Задумывался ли он о том, что будет делать завтра, послезавтра? Нет! Время — его первейший враг, поэтому он давно привык жить одним днём.

Князь снял очки, достал из кармашка платок; Пётр Алексеевич этим утром надел темный костюм-тройку, но пиджака сейчас на нем не было.

Протирая стекла, Князь сказал:

— Пока вы спали, мы с Лесей готовились. Оружие, секунданты. Запомните, Томас, чтобы пастор ни делал, не удивляйтесь — мы всё предусмотрели. Расслабьтесь и попробуйте получить удовольствие. Сейчас вас приведут в порядок. Потом покатаетесь на «мерседесе»...

Томас посмотрел, куда указал Князь. В дальнем тёмном углу комнаты за торшером стояло инвалидное кресло.

— ... и мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним...

Тихоня закрыл глаза. Нет, надо поспать хотя бы пять минут, а то слишком всё сложно. Тяжело жить в состоянии ожидания страха. Чертыхальски знал, что бояться не стыдно. Когда в уравнении судьбы нагромождается слишком много неизвестных переменных...