Томас

— Ну, если это правда, то что здесь скрывать? Разве это тайна?

Тихоня сделал паузу и торжествующе и при этом заговорщицки, ответил:

— Данный факт замалчивается самими украинцами.

— Зачем?

— Если провести меридиан ещё выше, то вы попадете...

— Куда?

— В Санкт-Петербург!

Программист поднял руки и захохотал. Пёс встал и, глядя на хозяина, начал вилять хвостом. Томас смотрел на «преподавателя» с прищуром, отметив про себя, что так и не смог его раскусить. Этот Иван Степаныч был каким-то слишком правильным, без выступов и углов. Гипноз на него не действовал. Говорил то, во что верил, стоял на здравой, не лишенной логики позиции. Возраст солидный, но мерцающего графитного столба смертных грехов над головой не было видно — значит, жил ровно и в ключевых узлах судьбы делал правильный выбор.

— Хорошо-хорошо, сдаюсь, — сказал программист, махая руками. — Не будем спорить. Вы верите в то, что юг ушел навсегда и будет жить своим умом, но мне приятно сознавать, что наш раздрай не навечно. Поэтому вдвойне противно вынужденное соседство с теми мальчиками в белых рубашках. Вы что, не понимаете? Они же незаметно, потихонечку расширяют пропасть между нами.

— Вижу этот вопрос для вас болезненный. Но, а что если... — Томас прищурил левый глаз и посмотрел вверх, — Чисто гипотетически... Может они вовсе и не пастыри, а шпионы? Живут здесь, изучают язык и менталитет народа. Они ведь думают, что им здесь править, вот и готовятся.

— Эх, милый мой Алексей Степанович, — программист явно подобрел — после «Санкт-Петербурга» вся его агрессия испарилась. — Если б это было правдой, я бы сам им открыл все секреты, что ни спроси. Но это не так! Заявляю официально — одно не исключает другого. Никакой шпион не навредит нам больше этих белорубашечников. Это сейчас их мало, а что станет через десять лет?

— Ну, думаю, лет через десять нас всех уже не будет. Мальчиков, и всех этих, — Томас обвел взглядом улицу, — девочек.

— Почему?

— Про Страшный Суд что-нибудь слышали?

— Да вы пессимист, как я погляжу? Сейчас экстрасенсы все такие пошли?

Томас кивнул:

— Я просто хорошо информированный оптимист.

— Понимаю, — сказал Иван Степаныч, хмыкнув. — Психолог, инженер душ. Кому как не вам знать, что сейчас творится в нашем обществе. Я тоже вижу, газеты читаю. Тысячами спиваются, бросаются во все тяжкое, изменяя Родине, от безнадеги бегут на чужбину, при этом, не ведая, что они совершают настоящее самоубийство.

— Это почему?

— Вы же экстрасенс! Должны знать, что вырывая корень из родной земли, мы теряем возможность от неё подпитываться. Вода тоже имеет значение. Где родился — там и пригодился. Водичка в родном колодце — живая, а на чужбине мертвая. Судьба иммигранта незавидна — тяжкая работа и замаливание греха родинопродавца.

— Но зато их потомки будут жить в другой зажиточной благополучной стране, — сказал Томас. — Уезжающие делают сознательный выбор — они готовы страдать ради будущего своих детей.

— Это очень плохо. Любая иммиграция — потеря для нашего народа, нашей страны.

Томас и тут возразил, скорее из вредности:

— Во времена моей босяцкой молодости была поговорка, что на планете Земля ничего нельзя украсть, можно только перенести с одного места на другое. Люди ищут там, где лучше, а рыба — где не суше. Если вы хотите отстаивать свою веру, церковь, тогда вам, я так понимаю, надо делать все возможное, чтобы в родном крае жилось хорошо. Вы клянете коммунистов, но стоит поучиться у них. Во время Гражданской войны сколько человек погибло, а все равно построили новое неведомое ранее общество относительной справедливости. Мне нет дела до всего Союза, я о нашем Городке скажу. Всем миром работали на субботниках. Боролись с безграмотностью. За несколько лет пристроили всех беспризорников, которые потом в Великую Отечественную на амбразуры голой грудью ложились! И воспитали их нелюбимые вами коммуняки. А как строили? Стадион поставили за полтора месяца! Своими руками. В нерабочее время! Все горожане пахали днем и ночью — с лопатами и тележками бегали. Кстати, без вашей православной церкви. Ставки понарыли, трамвай провели через шахтные поселки. А сейчас? Вы с православной церковью или без неё заставите хоть кого-то сорваться после работы копать траншеи, чтобы провести в степь водопровод?

— Заставим, дайте время! — отрезал Иван Степаныч.

— Что значит, заставим? — Томас искренне удивился. — Раньше никого палкой не били — всё на энтузиазме. А нынче попробуйте! Люди во дворах за собой убирать не хотят — не то, что субботник. Вы сначала здесь порядок наведите, народ научите любить чистоту.

Томас закипал.

— Чтобы быть чистеньким, много сил не требуется — живите по совести, уважайте старших, не обижайте слабых. Посмотрите, никто не знает что такое мера, самодостаточность. Хапнуть и убежать — вот это по-вашему. Зависть, гордыня, злоба, гипертрофированное самолюбие. Вы бы отдали часть зарплаты на то, чтобы государство построило себе пару современных самолетов? Безвозмездно или за бумажки, которые ничего не стоят?