И въставающу ми видехъ человека черна зело, мечь огненъ въ руку его, — на коне борзо, яко птица, прилете и восхоте мене посещи. Светлый же онъ мужъ възбрани ему, глаголя: «Не сего, но онъсицу и онъсицу во оной веси», — имя ей нарекъ, такоже и человекомъ имена, иже къ чародеемъ ходиша. Онъ же пакы борзо, якоже птица, отлете. Азъ же вопросихъ светлаго того мужа: «Господи, ты кто еси?» Онъ же рече ми: «Азъ есмь Христовъ мученикъ Никита и посланъ отъ Него исцелити тебе сего ради, яко не введе чародее въ домъ свой, но на Бога упование свое положи и мене призываше, еже помощи тебе. И дасть ти Богъ еще приложение животу двадесять и пять летъ». И сиа рекъ, изыде ото очию моею, яздя на кони теми же враты дому моего. Азъ же поклонихся ему, и ктому невидимъ бысть. И се уже, господине отче, пять летъ, отнелиже сиа быша.
Азъ же наутрие всемъ, иже въ дому моемъ, сказахъ. Они же, яко послуха имуще мое здравие, удивишася зело и прославиша Бога и святаго страдалца его Никиту. Азъ же наутриа послахъ въ реченныя веси, и обретоша, яко въ ту нощь те человеци умроша, ихже великий мученикъ повеле черному оному посещи, иже къ волхвомъ ходиша. И множае прославихомъ Бога, яко избави насъ отъ таковыя беды и смерти”. Богу нашему слава!»
Поведаю вамъ ину повесть, яже бысть во Иосифове манастыри. Якоже бо въ богатьстве пребывая, аще добре устроитъ его, спасение обретаеть, сице и въ нищете, аще со благодарениемъ терпитъ, — якоже Избавитель нашъ во Евангелии поминаетъ Лазаря нищего, яко благодарна и терпелива, — и по скончянии отнесену ему быти ангелы на лоно Авраамле.[41] Подобно сему бысть и въ наша лета. Некый человекъ, именемъ Илиа, не зело отъ славныхъ, но имяше малу весь; человеци же злии отняша ея у него, и сего ради живяше въ нищете, не имый отъ чего приобретати дневную пищю, но въ малей убозей храмине живяше съ подружиемъ своимъ, и та не его сущи — у некоего христолюбца испросилъ. И пребываша въ последней нищете, терпя со благодарениемъ и молчаниемъ, повсегда ходя на церковное пение; и, приходя въ Иосифовъ манастырь, малу потребу приимаше повелениемъ его.
По некоемъ же врмени разболеся сухотною,[42] и до кончины пребысть со умомъ и съ языкомъ. Братъ же у него, старець, вземъ его, постриже во Иосифове манастыри и служаше ему до кончины. Егда же прииде часъ, уму его еще утвержену сущу и языку, предстоящу старцу со инымъ инокомъ, болный же инокъ Илинархъ (тако бо преименованъ бысть по иноцехъ) весело и со всею тихостию рече: «Во се Михаилъ-архангелъ», — и мало потомъ рече: «И Гаврилъ». Братъ же его, предстоя ему, воздохнувъ, рече: «Что то паки дасть Богь?» Онъ же, слышавъ, рече: «Богъ у мене». И тако предасть духъ.
Чюдно поистине, како отверзъшимся тому мысленымъ очемъ и позна святыа архаангелы, ихже николиже виделъ. Отъ сего яве есть: аще бо во плоти достоинъ есть видети и познати, колми паче, отрешився отъ соуза плотскаго, можетъ познати не точию святыя ангелы, но и вся святыя. И отъ сего яве есь: аще и женатъ бе, но въ девстве пребываху, яко братия его многи дети имяху, толико же пожиша съ женами, — и сего ради сей сподобися. Тако бысть отъ Бога, ему же слава ныне, и присно, и во векы векомъ.
Во обители старца Иосифа некий человекъ, отъ славныхъ родомъ, именемъ Елевферие Волынский именуемъ,[43] прииде къ старцу Иосифу, и приятъ ангелский образъ въ его манастыри, и нареченъ быстъ Евфимие. Сей въ толико умиление и слезы прииде, яко не точию въ келии, но и въ церковномъ правиле молитву Исусову[44] со вниманиемъ глаголаше и безпрестани плакаше; и въ келии ничесоже ино не делаше, точию слезамъ прилежа и коленопреклонению; и никомуже беседоваше; на всякой литургии у старца Иосифа прощение приимаше въ помыслехъ.
Некогда стоящу ему на литургии, молящуся и плачющу, внезаапу ото олтаря облиста его светъ неизречененъ; онъ же страхомъ великымъ обьятъ бысть и помале приступи клиросу, исповеда старцу Иосифу сияние света того. Старець же рече ему: «Не внимай тому, но точию молитве и слезамъ». По видении же томъ инокъ Евфимие положи на ся иноческый великий образъ и причястився животворящаго тела и честныя крови Христа, Бога нашего.
И во единъ ото дний не пришедшу ему на утренее словословие, пославъ отець, възбужающаго братию; онъ же, пришедъ со огнемь, обрете его лежаща на коленехъ предо образомъ Божиимъ и пречистыя Богородица, и четкы въ рукахъ держаща, и слезы на лице многи имуща — на коленопреклонении душу свою Богу предасть. Посланный же братъ, мневъ его спяща, и хоте его возбудити, и обрете его отшедша ко Господу. Таковыя убо смерти Богь посылаетъ на готовыхъ, насъ устрашаа, неприготованныхъ, и на покаяние обращая, еже всегда помышляти безвестное нашествие смерти.