Я не знал, что еще сказать, и мы попрощались и вышли из дома священника со странным ощущением, словно мы наелись досыта, но не утолили нашего голода. Мои друзья хотели, чтобы я растолковал им слова отца Питера, но я почувствовал сильную усталость и ничего не сумел им объяснить.
Когда мы проходили через гостиную, то увидели, что Маргет дает урок на клавикордах своей ученице, Мари Люгер. Мари была одной из самых состоятельных ее учениц, и это значило, что к Маргет вернутся и все остальные. Маргет вскочила, подбежала к нам и со слезами на глазах принялась благодарить нас за то, что мы спасли ее и ее дядю от беды, а мы сказали, что мы тут ни при чем. Это было в третий раз, что она нас благодарила. Такая уж она была девушка: если кто-нибудь сделает для нее хоть какую-нибудь безделицу, она будет ему век благодарна. Мы не мешали ей выражать свои чувства. В саду мы встретили Вильгельма Мейдлинга. Близился вечер, и он пришел, чтобы пригласить Маргет прогуляться с ним по берегу реки, когда она закончит урок. Мейдлинг был молодой адвокат, он пользовался популярностью у нас в городке, дела его шли потихоньку, но успешно. Он и Маргет с детства любили друг друга, и Мейдлинг не покинул священника и его племянницу, как это сделали другие, и был все время с ними. Маргет и отец Питер оценили верность молодого адвоката. Он не обладал выдающимися дарованиями, но был приветливым и добрым человеком, а это тоже немалый талант, и он сильно помогает в жизни. Вильгельм Мейдлинг спросил нас, скоро ли окончится урок, и мы сказали, что он уже идет к концу. Может быть, это было так, а может быть, и не так. Мы знали, что он с нетерпением ждет конца урока, и нам хотелось его порадовать.
Глава V
На четвертый день после описанных событий астролог вышел из своей полуразрушенной башни и, направляясь к деревне, как видно, узнал о случившемся. Он отозвал нас в сторону, и мы рассказали ему все, что было возможно, — так как ужасно боялись его. Он погрузился в раздумье и думал долго. Потом спросил:
— Сколько денег было в кошельке?
— Тысяча сто семь дукатов, сэр.
Тогда он сказал, словно размышляя вслух:
— Странная история... Оч-чень странная. Удивительное совпадение. — И стал снова нас расспрашивать и заставил еще раз все рассказать от начала до конца. Потом он сказал:
— Тысяча сто шесть дукатов. Немалые деньги.
— Тысяча сто семь, — поправил его Сеппи.
— Семь, ты говоришь? Дукатом больше, дукатом меньше — это не имеет значения. Но сперва ты сказал — тысяча сто шесть.
Мы знали, что он не прав, но опасались противоречить ему. Наконец Николаус сказал:
— Если мы ошиблись, извините нас, но там было тысяча сто семь дукатов.
— Пусть это тебя не тревожит, друг мой. Я только хотел отметить, что вы в этом путаетесь. Да и не удивительно, прошло уже несколько дней, от вас нельзя теперь требовать совершенной точности, Когда нет каких-либо особых примет, чтобы твердо запомнить счет, память часто изменяет нам.
— Такие приметы были, сэр! — быстро возразил Сеппи.
— Какие же, сын мой? — спросил астролог безразличным тоном.
— Мы считали монеты по очереди, и у всех получалось тысяча сто шесть дукатов, потому что одну монету я спрятал. А когда пришла моя очередь считать, я положил ее снова и сказал: «Вы ошиблись, здесь тысяча сто семь. Пересчитайте». Они посчитали еще раз и удивились. Тогда я рассказал им о спрятанной монете.
Астролог спросил у нас, как было дело, и мы подтвердили рассказ Сеппи.
— Все ясно! — сказал астролог. — Эти деньги краденые, дети мои, и я знаю, кто вор.
Он ушел, оставив нас в тревоге. Что все это означает? Через час все в деревне уже знали, что отец Питер арестован за кражу, он украл у астролога большую сумму денег. Деревня гудела, как улей. Одни говорили, что это, конечно, ошибка, такой человек, как отец Питер, денег не украдет. Другие покачивали головами и отвечали, что лишения и голод хоть кого толкнут на преступление. В одном, впрочем, все были единодушны: рассказ отца Питера о том, как ему достались деньги, неправдоподобен — такого не бывает. Астрологу, быть может, подобали такие приключения, но уж никак не отцу Питеру! Вспомнили и о нас. Мы засвидетельствовали находку отца Питера; теперь все хотели знать, сколько он заплатил нам за это. Люди так и говорили без обиняков и только презрительно фыркали, когда мы умоляли их поверить, что наше свидетельство ни в чем не отклоняется от истины. Родные сердились на нас пуще всех. Отцы говорили, что мы позорим свою семью, и приказывали нам отречься от лжи. Мы продолжали стоять на своем, и гневу их не было предела. Матери, рыдая, умоляли нас отдать полученную взятку, чистосердечно во всем признаться, вернуть себе честное имя и снять позор с семьи. Под конец нас так замучили этими приставаниями, что мы были готовы рассказать все как было — про встречу с Сатаной и дальнейшее, но слова не шли у нас с языка. Все это время мы надеялись, что Сатана придет и поможет нам выбраться из беды, однако он не появлялся.