Том 9

Досадно, но что ж тут поделаешь! Мы только вздохнули про себя разок-другой и продолжали беседу. Сатана по-прежнему отвечал на наши мысли, не дожидаясь вопросов, и мне казалось, что это самое поразительное из всего, что он делает. Он прервал мои размышления и сказал:

— Тебя это удивляет, на самом же деле ничего удивительного здесь нет. Я не ограничен в своих возможностях, подобно вам. Я не подвластен условиям человеческого существования. Мне понятны слабости человека потому, что я изучил их, но я от них свободен. Вы ощущаете мою плоть, касаясь меня, но она призрачна, как призрачно и мое платье. Я — дух. А вот к нам идет отец Питер.

Мы оглянулись. Никого не было.

— Он приближается сюда. Скоро вы увидите его.

— Ты знаком с отцом Питером, Сатана?

— Нет.

— Пожалуйста, поговори с ним, когда он придет. Он умный и образованный человек, не то, что мы. Ему будет приятно побеседовать с тобой. Пожалуйста!

— В другой раз, не сегодня. Мне пора уходить. А вот и он, теперь вы видите его. Сидите спокойно и — ни слова.

Мы оглянулись, отец Питер шел к нам из каштановой рощи. Мы втроем сидели на траве, а Сатана напротив нас на тропинке. Отец Питер шел медленным шагом, — понурив голову. Не дойдя до нас нескольких ярдов, он остановился, словно намереваясь заговорить с нами, снял шляпу, вынул из кармана фуляровый платок и стал вытирать лоб. Постояв так, он пробормотал, как бы обращаясь к самому себе:

— Не знаю, что привело меня сюда. Не прошло и минуты, как я сидел у себя дома. А теперь мне кажется, будто я проспал целый час и пришел сюда во сне, не замечая дороги. Так тревожно на душе эти дни, я словно сам не свой.

Он двинулся дальше, продолжая что-то бормотать, и прошел сквозь Сатану, как через пустое место. Мы остолбенели. Хотелось крикнуть, как это бывает, когда случается что-нибудь неожиданное, но крик непонятным образом замер у нас в горле, и мы молчали, тяжело переводя дыхание. Как только отец Питер скрылся за деревьями, Сатана сказал:

— Ну что, убедились вы теперь, что я дух?

— Должно быть, так это и есть... — сказал Николаус. — Но мы-то ведь не духи. Понятно, что он не видел тебя, но почему же он не видел нас? Он глядел нам прямо в лицо и словно ничего не замечал.

— Да, я сделал вас тоже невидимыми.

С трудом верилось, что это не сон, что мы участвуем во всех этих поразительных романтических событиях. А он сидел рядом с самым непринужденным видом, такой естественный, простой, обаятельный, и вел свою беседу. Трудно передать словами владевшие нами чувства. Это был восторг, а восторг не укладывается в слова. Восторг — как музыка. Попробуйте передать другому свои впечатления от музыки так, чтобы он проникся ими. Сатана снова стал вспоминать давние времена, и они вставали перед нами как живые. Он видел много, очень много. Мы глядели на него и пытались представить себе, каково быть таким, как он, и нести на себе этот груз воспоминаний. Наше человеческое существование казалось нам теперь безнадежно будничным, а сам человек — однодневкой, вся жизнь которой укладывается в один-единственный день, быстротекущий и жалкий. Сатана нисколько не старался щадить наше уязвленное самолюбие. Он говорил о людях все тем же равнодушным тоном, как говорят о кирпичах или о навозной куче; было видно, что они не интересуют его нисколько, ни с положительной, ни с отрицательной стороны. Он не хотел обидеть нас, был, должно быть, далек от этого. Когда вы говорите, что кирпич плох, вы не задумываетесь о том, оскорблен ли кирпич вашими словами? Есть ли у кирпича чувства? Вам не приходило в голову размышлять об этом.

Раз, когда он швырял величайших монархов, завоевателей, поэтов, пророков, пиратов и мошенников в одну груду, как швыряют кирпич, я не выдержал посрамления человечества и спросил, почему, собственно, ему кажется, что так велика разница между ним и людьми. Он был озадачен, он не сразу сумел понять, как я мог задать такой странный вопрос. Потом сказал:

— Какая разница между мной и человеком? Какая разница между смертностью и бессмертием, между пролетающим облаком и вечно живущим духом?

Он поднял травяную тлю и посадил ее на кусок коры.

— Какая разница между этим существом и Юлием Цезарем?

Я сказал:

— Нельзя сравнивать то, что несравнимо по своему масштабу и по своей природе.

— Ты сам ответил на свой вопрос, — сказал он. — Сейчас я поясню. Человек создан из грязи, я сам видел, как он был создан. Я не создан из грязи. Человек — это собрание болезней, вместилище нечистот. Он рожден сегодня, чтобы исчезнуть завтра. Он начинает свое существование как грязь и кончает как вонь. Я же принадлежу к аристократии Вечных существ. Кроме того, человек наделен Нравственным чувством. Ты понимаешь, что это такое? Он наделен Нравственным чувством! Довольно одного этого, чтобы оценить разницу между ним и мною.