Том 8

Лунный свет теперь уже ярко заливал старый письменный стол и вазу с тюльпанами, придавая цветам призрачный оттенок, словно они явились из какого-то другого, недоступного человеческому познанию мира. Луна бросала яркие блики на бронзовый бюст Вольтера, и, казалось, он усмехается уголками своих запавших глаз. Джип немного повернула бюст, чтобы свет упал на другую сторону лица Вольтера. Под бюстом на дубовой доске лежало письмо. Она потянула его к себе:

«Дорогой Брайан!

Но послушай же — ты растрачиваешь себя!»

Джип положила письмо на место и встала, желая побороть искушение прочесть до конца и посмотреть, от кого письмо. Нет! Чужих писем не читают. Потом вдруг до нее дошла вся важность этих нескольких слов: «Дорогой Брайан! Но послушай же — ты растрачиваешь себя!» Почерк женский, но не матери и не сестер, их почерк она знала. Кто же посмел сказать, что он растрачивает себя? Письмо явно не первое. Какая-то близкая ему женщина, имени которой она не знает, потому что… потому что он никогда не говорил о ней. Растрачивает себя — на что? На жизнь с нею здесь? А может быть, так и есть? Она стала рыться в памяти. В прошлое рождество, в те солнечные, холодные, прекрасные две недели, которые они провели во Флоренции, он был полон веселья. А теперь — май. От прежней веселости не осталось и следа… «Но послушай же — ты растрачиваешь себя!» Внезапная ненависть вспыхнула в Джип к этой неизвестной женщине, которая посмела сказать это; ее бросило в жар, уши зарделись. Ей захотелось разорвать письмо в клочки. Но Вольтер словно сторожил ее и смеялся над ней. Она вышла из комнаты и подумала: «Пойду встречу его, я не могу сидеть здесь и ждать».

Она вышла в залитый лунным светом сад и медленно побрела по ярко освещенной дороге к станции. Была волшебная ночь, сухая, без росы. Лунные блики ложились на деревья, точно инеем покрывая стволы и ветви, одевая в трепещущее призрачное серебро буковую рощицу. Ни один листочек не шевелился, нигде ни живой души. Она подумала: «Я поведу его домой через эту рощицу». И она стала ждать его на дальней опушке, там, где он должен был пройти. Пришел поезд; мимо промчалась машина, за ней велосипедист; потом она увидела первого пешехода, он широко шагал, почти бежал. Она увидела, что это Саммерхэй, и, позвав его, кинулась обратно в тень деревьев. Он бросился за ней.

Они уселись на большой пень. Прислонившись к его плечу и глядя на темные ветви, Джип спросила:

— У тебя был тяжелый день?

— Да. Задержался из-за поздней консультации, а потом старый Лейтон пригласил меня обедать.

Джип показалось, будто земля слегка подалась под ее ногами.

— Эти Лейтоны живут на Итон-сквер, да? Званый обед?

— Нет. Были только старики, Берти и Диана.

— Диана? Это та девушка, которую мы встретили, выходя из театра?

— Когда?! О! Ах да!.. Какая у тебя память, Джип!

— Да. Память мне хорошо служит, когда речь идет об интересующих меня вещах.

— Разве Диана интересует тебя?

Джип пристально посмотрела на него.

— Да. Она умна?

— Я думаю, ее можно назвать умной.

— И она влюблена в тебя?

— Боже праведный! С чего бы это?

— А разве это так невероятно? Вот я же влюблена в тебя.

Он стал целовать ее. Закрыв глаза, Джип думала: «Не потому ли он целует меня, что не хочет отвечать?» Наступило минутное молчание.

— Скажи мне правду, Брайан… Тебе никогда… никогда не приходило в голову, что ты растрачиваешь себя со мной?

Она явно почувствовала, как дрогнула его рука; но лицо его было открыто и безмятежно, а голос такой же, как всегда, немного поддразнивающий.

— Растрачиваю себя! Что за странные мысли, милая?

— Обещай, что ты скажешь мне, когда я тебе уже не буду нужна.

— Отлично! Только не думаю, что сие случится в этой жизни.

— Я не так уверена.

— А я уверен.

ГЛАВА IV

Спустившись на следующее утро вниз, Саммерхэй прямо прошел в свой кабинет; ему было не по себе: «Растрачиваешь себя!..» Куда он девал письмо от Дианы? Он помнил, что Джип вошла как раз в ту минуту, когда он кончил читать его. Он принялся искать на полочках и в ящиках, разбирать все, что лежало наверху, и при этом сдвинул бюст Вольтера — письмо лежало под ним. Он взял его со вздохом облегчения.

«Дорогой Брайан!